Тройка остановилась, и Софья Николаевна побежала навстречу. Петр Гермогенович чуть не сшиб ее с ног, сгреб в объятия и звонко поцеловал.
— Куда ты запропастился? — бормотала Софья Николаевна. — Я так испугалась, когда не застала тебя в Верховажье. Подумала бог знает что.
— Ты же написала, что едешь в Вельск.
— Как ты не понимаешь? Надо же отметиться в Вельске, что я приехала… Мы приехали, — поправилась Софья Николаевна. — Таня просто бредит тобой, она так хотела тебя видеть.
— Больше, чем ты? — спросил он ревниво. Софья Николаевна не успела ответить.
— Mon oncle Pierre! Дядя Петя! — крикнула Таня, и Петр Гермогенович сразу обернулся на ее голос.
— Ой, какая ты большая, какая ты хорошая! — обрадованно воскликнул он и схватил Таню на руки.
— Хватит, Петр, — сказала Софья Николаевна. — Она тяжелая, одиннадцать лет.
— Худенькая и легкая. Она тут поправится на вологодском молоке.
— Дай–то бог… Знаешь, Петр, пожалуй, я потом съезжу в Вельск.
— У меня есть разрешение провести там три дня.
— И постановление два года быть в Верховажье. Петр Гермогенович рассмеялся.
— Хорошо, поехали домой. — Он сделал ударение на последнем слове.
— Поехали домой, — с той же интонацией повторила Софья Николаевна и ласково посмотрела на Смидовича.
«Глаза обыкновенные», — вспомнил он описание примет Софьи Николаевны и чуть было не рассмеялся от тупости неизвестного жандарма. Какие же они обыкновенные, ее глаза? Они особенные, редкостной красоты, чудесные, лучшие в мире глаза!..
Своего возницу Софья Николаевна отпустила, а сама с Таней перебралась в просторный докторский экипаж.
Петр Гермогенович расспрашивал ее о друзьях, о знакомых, о том, что нового в столице.
Софья Николаевна бросила вопросительный взгляд на кучера и понизила голос:
— Все то же, Петр. Рабочие кружки, прокламации, забастовки. И как результат постоянная, не прекращающаяся ни на день слежка. Закрою глаза и вижу перед собой филера в шляпе, с непременной цепочкой от часов поверх жилета. Часов может и не оказаться, но цепочка всегда на месте… Ежедневное ожидание ареста… Я удивляюсь, как мне разрешили поехать к тебе… А что здесь, в твоем Верховажье?
Петр Гермогенович улыбнулся:
— Пока все спокойно, тихо…
— Ой ли? Спокойно там, где поселился Смидович, — это просто невероятно!
— Я хочу, чтобы ты здесь отдохнула ото всего, поправила здоровье.
— Ты же знаешь, отдыхать я не привыкла. Я с собой кое–что привезла. — Она чуть приподнялась с сиденья, чтобы шепнуть ему на ухо: — Несколько номеров «Пролетария» и «Социал–демократа».
— Ай да молодец! — во весь голос крикнул Смидович.
— Тише, чудак… Таню разбудишь.
Таня, устав от долгой и утомительной дороги, задремала, прижав к груди пушистую игрушечную собачку, и Софья Николаевна бережно обняла дочку.
— В Вельске ссыльные выпускают листовки. — Петр Гермогенович тоже перешел на шепот. — Даже вышла своя «Крестьянская газета». Правда, года полтора назад, но все же…
— Своя газета в Вельске — это отлично… Тебе привет от Мицкевича, Обуха…
— Спасибо. У них все нормально?
— Насколько это возможно для людей их профессии.
— Тебе здесь понравится. Природа хоть и северная, но богатейшая. А какие краски! Да ты и сама видишь. Закат вполнеба. А сосны! Ударишь по стволу палкой — звон стоит, будто в колокол ударили. Людей хороших много. Я сразу же познакомился со всеми «политиками» и понял: есть с кем работать и кому работать!
— Узнаю Смидовича, который и часу не может провести без дела.
Наступил вечер, когда они наконец добрались до Верховажья. Софья Николаевна утром уже познакомилась с хозяином дома. Сейчас он встречал их у ворот.
— Я ж говорил вам — не иголка Петр Гермогенович, отыщется, — сказал Сорокин. — Вот и отыскалась пропажа.
— Я, Павел Петрович, в Вельск ездил, в больницу.
— По мне, Петр Гермогенович, все едино, где вы бываете и чем занимаетесь. Лишь бы домашний мой покой не нарушали.
Хозяин сдержал обещание — отвел еще одну комнату, маленькую, но уютную — для Тани.
— А это наша комната? — спросила Софья Николаевна.
— Да. Гостиная, столовая, спальня и кабинет одновременно. Тебя это устраивает, Сонюшка?
— Устраивает, Петр…
Утром решали, как наладить свой быт. Политические ссыльные, особенно те, кто получал пособие из дому, обычно снимали квартиру со столом или нанимали кухарку. Петр Гермогенович предложил Соне сделать то же самое, но она запротестовала, сказала, что не белоручка, что даже в отцовском имении, где еще оставались в услужении «дворовые девки», все делала сама.