Через несколько минут массивная дубовая дверь распахнулась и на пороге приемной появился Урусов. У него был самодовольный и надменный вид.
Смидович медленно поднялся с места и пошел навстречу князю:
— Одну минуту, ваше сиятельство!
— Это снова вы? Что вам угодно? — холодно спросил Урусов.
— Ничего особенного, ваше сиятельство. Просто я имею честь публично дать вам пощечину.
И размахнувшись, Смидович ударил князя по щеке тяжелой ладонью.
Урусов отпрянул. Сидевший за столом секретарь побледнел и едва нашел силы, чтобы подняться со стула и прийти на помощь князю.
— Ваше сиятельство… Господа… Что же это такое?.. — пробормотал он.
— Вы за это поплатитесь, Смидович! — зло прохрипел Урусов, прикладывая носовой платок к покрасневшей щеке.
Смидович вернулся в университет возбужденный, с пылающим лицом и лихорадочно блестящими глазами.
— Опять что–то происходит, молодой человек? Что сегодня? — спросил его в коридоре Сеченов.
— Я только что публично дал пощечину князю Урусову, — сказал Смидович, сияя.
— Смело, очень смело, даже излишне смело, — ответил Сеченов. — Впрочем, будь я на вашем месте… Наглецов, в том числе сиятельных, пора поставить на место.
— Особенно сиятельных, — осторожно поправил Смидович.
Сеченов пристально посмотрел на студента:
— Будьте осторожны, Петр Гермогенович… Вы, кажется, играете некоторую роль в студенческом совете, не так ли?
Отпираться было нелепо, да и стоило ли скрывать от такого человека, как «политически неблагонадежный профессор Сеченов»?
— Да, Иван Михайлович. В числе других я пытаюсь пробудить в своих товарищах дух вольнолюбия…
— И, конечно, боретесь с уставом тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года?
— Само собой разумеется! Требовать от поступающих в университеты свидетельства полиции о «безупречном поведении», это ли не издевательство над молодыми людьми? А запрет участия в каких бы то ни было прогрессивных обществах и кружках?
— В уставе сказано — не прогрессивных, а тайных, — Сеченов выразительно улыбнулся.
— Но ведь это почти синонимы! — горячо воскликнул Смидович. — В наши дни прогрессивное не может быть явным, волей–неволей оно должно быть тайным, подпольным. Иначе его пресекут, разгромят, уничтожат!
— Тише, тише, Петр Гермогенович. Не забывайте, что мы не одни…
Да, Смидович принимал деятельное участие в Союзном совете студенческих землячеств. Союзный совет был организацией тайной, тайными были и собрания. Сегодня, например, должна была состояться «помолвка». «Жених» — студент университета и «невеста» — слушательница Высших женских курсов Герье созывали своих друзей на квартиру одинокой интеллигентной дамы, сочувствовавшей студенческому движению.
Смидович задержался в университете и пришел последним, когда уже все были в сборе. Публика устроилась вокруг стола, уставленного графинчиками с ликерами и корзиночкам в которых лежали бисквиты. Незнакомый высокий студент о чем–то говорил с пафосом, молоденькая курсистка тихонько играла на рояле.
Обычно на собраниях совета обсуждались теоретические вопросы: изучали «Манифест Коммунистической партии», «Политическую экономию» Милля с примечаниями Чернышевского, читали статьи Лассаля, делились новостями. Но на сегодняшнем собрании теоретических вопросов не поднимали, оно было целиком посвящено профессору университета Василию Осиповичу Ключевскому, который выступил с верноподданнической речью по поводу смерти Александра Третьего. Появился удобный повод выразить свое несогласие не столько с самим профессором, сколько с холопскими настроениями, которые в эти дни нахлынули на университет. Говорил член совета Ивановский. Он носил длинные волосы и плед, с которым почти никогда не расставался, показывая тем самым свою идейную близость к нигилистам. Выйдя из–за стола, он потряс брошюрой, которой была недавно издана злополучная речь.
— Господа! Имею честь доложить, что за последние дни мы скупили триста с лишним экземпляров этого, с позволения сказать, труда Василия Осиповича…
— Любопытно, для чего? — раздались недоуменные голоса.
— Минутку терпения, господа! Дело в том, что возникла идея выпустить, так сказать, второе, дополненное издание этой брошюры, а именно добавить к ней лист с напечатанным на гектографе посвящением автору. С тем, чтобы потом публично преподнести господину профессору.