— Можно я сыграю? — вдруг спросил Петр Гермогенович и, увидев, что Софья Николаевна одобрительно кивнула ему, раскрыл крышку рояля.
Старинный барский дом наполнился звуками.
— Григ. «Шествие гномов», — шепнула Софья Николаевна Тане.
— Меня никто не учил играть, — сказал Петр Гермогенович, вставая и настороженно поглядывая на жену — понравилось ли? — Учили сестер. Но когда очаровательная мадам Тибо приходила давать уроки, я всегда вертелся рядом. И в итоге преуспел в сем деле поболе девочек…
Когда все, утомившись за дорогу, легли спать и уснули, Петр Гермогенович осторожно, чтобы никого не разбудить, вышел в сад. Полная луна освещала начавшие облетать липовые аллеи, посаженные лет сто назад, плакучие березы, тоже старые, с шершавыми наростами на стволах.
Он медленно пошел через весь сад к тихой речке Ва–шане в низких берегах, до краев наполненных водой, и опять вспомнил детство, какая здесь собиралась шумная, веселая компания: свои, именовавшиеся в семейном кругу «Смидовичами черными», и их многочисленные троюродные братья — «Смидовичи белые», с которыми росли одной семьей… Уже почти взрослый Витя, теперешний писатель Вересаев, его будущая жена Маруся Смидович, шустрая Инка… А какие тут устраивали потешные бои с деревянными шашками и ружьями, вырезанными тем же Витей. Как давно это было, да было ли вообще?! Он дошел до густых черемуховых зарослей и опять же вспомнил, как сладко пахли эти цветущие деревья весной, как он ломал душистые белоснежные ветки и мечтал подарить их Сонечке Черносвитовой. Но Сонечка была далека и недоступна…
Вскоре они обвенчались в маленькой сельской церкви.
Глава двенадцатая,
Еще все отдыхали после трудного дня, а Петру Гермогеновичу не спалось, он осторожно, чтобы не разбудить никого, приоткрыл полог чума и вышел. Ночь была светла и прозрачна, но свет ее показался каким–то особенным, будто кто–то прикрутил огромную лампу в небе. Звонко, на тонких нотах звенели бессонные комары, отрывисто и резко кричали чайки. Крохотный серый птенец с красным клювиком вперевалку шел к воде. Петр Гермогенович догнал его, присел на корточки, чтобы получше рассмотреть пичугу. И сразу над его головой поднялся невероятный крик: слетелись взрослые чайки, чтобы защитить детеныша. Петр Гермогенович улыбнулся, посмотрел вверх на взбудораженных птиц и отошел.
На пологом берегу реки зеленел чахлый лиственничный лесок — тут дерево, там дерево. Длинные нечеткие тени лежали на земле. У воды рос щавель с красными листьями. Смидович машинально сорвал несколько листиков и отправил в рот, как это любил делать в детстве. Снова вспомнилось такое далекое отсюда Зыбино, братья и сестры.
После мокрой тундры с ее высоченными, шатающимися под тяжестью тела кочками, после залитых водой болот так приятно было шагать берегом по твердому, спрессованному песку, испещренному клинописью птичьих лапок.
Вот уже месяц кочевал по тундре Петр Гермогенович, присматриваясь к аборигенам и прислушиваясь к их голосам. Одна главная мысль владела им все это время: поближе узнать нужды коренного населения, помочь ему быстрее и безболезненнее преодолеть то огромное расстояние, которое отделяло его от сегодняшнего дня всей страны.
Сколько раз выступал он на эту тему в печати, на разного рода совещаниях, конференциях, съездах. А на Первой Всесоюзной конференции по размещению производительных сил Севера он говорил о необходимости и возможности перехода малых народов Севера к социализму, минуя капитализм. Ему аплодировали делегаты, приехавшие со всех концов необъятного Севера России.
Конечно, Смидович отнюдь не ограничивал круг своей деятельности заботами о малых народах Севера, и все же именно Крайний Север привлекал его особое внимание, оставался как бы его последней разделенной, взаимной любовью. Это легко объяснялось особенностями его характера — стремлением заботиться о слабых, о тех, кто нуждается в помощи в первую очередь…
Смидович услышал разговор возле палатки и улыбнулся.
Вот уже неделю они с Теваном жили вместе с участниками маленькой этнографической экспедиции — Мишей и Машей, студентами Московского университета. Вдвоем они ездили по тундре с фонографом и записывали сказания, песни, пословицы народов Севера. У них была «охранная грамота», как называл Миша отношение, выданное исполкомом Ямало–Ненецкого национального округа с просьбой «бесплатно перевозить агитбригаду и оказывать ей другое содействие».