— Большой начальник с вами говорить будет, — сказал Теван.
— Тундра никакой начальник не любит, — хмуро отозвался лысый. — Ненец старшину не любил давнишнее время, ненец теперь не любит красный начальник.
— Почему же, разрешите узнать? — спросил Смидович.
— Так! Всякий начальник, царский, красный, всегда налог берет.
— Вы же знаете, что Советская власть всех туземцев освободила от налога, — возразил Смидович.
— Освободила… — нехотя согласился ненец. — Этот год не брал ясак, прошлый год не брал ясак, третий год подряд не брал ясак, а потом как будут собирать, так сразу тройной ясак. Тогда шибко тяжело будет.
— Я же сказал, никакого ясака, никакого налога мы с северных народов не берем, — повторил Смидович. — Да если бы и брали налог, так не с бедняков, не с оленеводов среднего достатка, а исключительно с кулаков, с богачей… Скажите, сколько у вас оленей? Тысяча? Две? Три?
— Зачем так говоришь, красный начальник? Было много оленей, а теперь совсем мало осталось. Всех бедным роздали.
— В падерпу, однако, роздали, — вмешался кто–то в разговор. Петр Гермогенович и не заметил, как вокруг него образовался тесный кружок любопытных.
— Иными словами, роздали оленей во временное пользование. Так, Теван? — спросил Смидович.
— Так, так, Петр. — Теван согласно кивнул головой.
— И это бесплатно? Бескорыстно? Просто так, из любви к своим бедным соплеменникам? — Голос Петра Гермогеновича становился жестким и требовательным.
— Зачем бесплатно? Мы их оленей за это пасем, — вступил в разговор молодой белозубый ненец с дерзкими глазами.
— Так вот она, ваша доброта! Мало того, что эти люди вольно или невольно спасают вас от раскулачивания, они еще и работают на вас!.. Сколько оленей вы зарегистрировали в районном Совете? — Смидович посмотрел сначала на одного, потом на другого богатея. — Пожалуйста, отвечайте.
— По пятьсот…
— А на самом деле сколько у вас оленей? Молчите? Товарищи, кто скажет, сколько у них в стаде оленей?
— Я скажу… — Ненец с дерзкими глазами подошел поближе к костру, и пламя озарило его дубленое лицо и жилистые руки, очевидно никогда не остававшиеся без работы. — Я скажу, — повторил он. — У Анагуричи — две тысячи оленей, у Лапсуя — две с половиной тысячи оленей. А в падерпу они дали олешек, чтобы мы выбирать новый Совет не поехали, новую власть, значит.
— И вы согласились? — Смидович окинул всех недоуменным взглядом.
— А что будешь делать, большой начальник? — ответил за всех щуплый старик, гревший у костра коричневые узловатые пальцы. — Совсем мало олешек у нас оставалось, мор на олешек был. Жить шибко плохо было, голод было… Что поделать, а? — Он посмотрел на Смидовича грустными слезящимися глазами.
— Что делать, спрашиваете? — вопросом на вопрос ответил Смидович. — Кулацких оленей, которых вы пасете, взять себе!
Дружный крик удивления, радости, недоумения, страха был ответом на эти слова.
— Ты правду говоришь или шутишь, большой начальник? — спросил старый ненец.
За Петра Гермогеновича ответил Миша:
— Этот товарищ, — показал он на Смидовича, — член Президиума ЦИК, с самим Калининым работает. Разве может шутить такой человек?
— Ай–я–яй, какой большой начальник к нам приехал! — сказал старик, причмокивая языком.
— Насчет оленей все понятно? — спросил Петр Гер–могенович.
— Нет, не все, русский начальник, — злобно ответил богач. — Хоть ты и большой красный начальник, однако нет у тебя такого права, чтобы оленей отбирать. Это мои олени! — Он ударил себя кулаком в грудь. — Я их нажил! Я их купил! Я их пас!
— Не ты их пас, Анагуричи! Я пас твоих оленей, — крикнул белозубый ненец. — И моя жена пасла твоих оленей. И мой брат их пас!
— А вспомни, Ненянг, — не унимался богач, — вспомни, как два года назад… — Он перешел на ненецкий.
— По–русски говори, Анагуричи, чтобы русский товарищ понял, — перебил кулака белозубый.
— Хорошо, Ненянг, могу и по–луцу… Помнишь, я тебя в парму взял…
— Ха! — возмущенно хмыкнул Ненянг. — У тебя тогда было три тысячи оленей, а у меня шестьдесят.
— Что такое парма? — спросил Смидович.
— Это когда твои и мои олени вместе пасутся, — объяснил Теван.
— Правильно, вместе стадо пасли. — Ненянг усмехнулся. — Один день я все стадо пас, другой день ты… Поровну работали.
— Ничего себе парма! — покачал головой Петр Гермогенович.
— Ты парму не ругай, Петр! — возразил Теван. — Старый обычай, хороший обычай, бедного человека выручить парма может.