Пожилой одноглазый ненец, обутый в мягкие оленьи пимы, пригнал к чуму жирную важенку, стал перед ней на колени и долго что–то шептал, потом вдруг выхватил из–за пояса нож и вонзил его в шею оленя. Петр Гермогенович отвернулся: ему никогда не доставляли удовольствия подобные зрелища. Ненцы, напротив, накинулись на несчастное животное и один за другим подставляли свои кружки под бьющий из раны фонтан крови.
— Выпей и ты, — сказал Ненянг, подавая Смидовичу кружку с кровью. — Сильным будешь.
Преодолевая отвращение, но стараясь не показать этого, чтобы никого не обидеть, Петр Гермогенович выпил несколько глотков теплой солоноватой жидкости.
— Саво! — одобрил Ненянг. — Хорошо! Теперь настоящий ненец будешь.
Подошел старик со слезящимися глазами. Он долго не решался заговорить и стоял молча, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты хочешь что–то сказать мне? — пришел ему на помощь Смидович.
— Хочешь, большой начальник, — ответил старик. — Вот твоя сказала, чтобы мы взяли у богатого оленей. Ладно, возьмем его оленей. Но ты скоро уедешь, а мы останемся. И Анагуричи с Лапсуем тоже до поры останутся.
— Вы их боитесь? — спросил Смидович. — Но вас же много, а их двое.
— Так–то оно так. — Старик откинул капюшон потертой малицы и почесал пятерней затылок.
— Однако, поскорей суд надо делать, — раздался чей–то голос.
— Ты суди их сейчас, большой начальник, — сказал Ненянг. — Ты уедешь, они опять шибко сильными станут, опять олешек отберут. Это они при тебе тише камня.
Ненянг не договорил. Из кулацкого чума выскочил человек в белой холщовой рубахе, с бубном в руке и, потрясая им, крикнул истошным голосом:
— Остановитесь! Что вы делаете? Нум убьет вас всех!
— Шаман, однако, — испуганно пробормотал Теван.
Кто–то попятился в страхе. Кто–то закрыл лицо ладонями, словно ожидая, что вот–вот в него попадет отравленная стрела бога Нума.
— Это что еще за представление? — крикнул Смидович.
— Не трогай шамана, большой начальник, — потупясь, сказал старик со слезящимися глазами. — Он может говорить с богом!
Петр Гермогенович не растерялся. Мысль работала четко, решение пришло само собой.
— Я тоже могу говорить с богом — громко ответил Смидович. Он обернулся к Мише: — Фонограф, быстро!
Внимание собравшихся раздвоилось. Одни смотрели, как извивался в исступлении шаман, бил в бубен, другие следили за Смидовичем, который вместе с Мишей быстро шагал к палатке. Не прошло и минуты, как из черного раструба фонографа донеслись хриплые, но отчетливые слова мрачной ненецкой сказки.
Этого оказалось достаточно. Никогда не слышавшие ничего подобного ненцы оцепенели. Замер в нелепой позе шаман. Округлившимися глазами со страхом уставились в черную дыру раструба оба кулака.
— Может ли ваш шаман заставить говорить ящик? — спросил Смидович. — Пусть попробует, если хочет. — Шаман не хотел. Он втянул голову в плечи и поплелся в чум.
— Нет, нет, он так не может, — пробормотал старый ненец. — Ты, однако, сильней, большой начальник. Мы тебя будем слушать.
Теперь говорить захотели все. Каждому не терпелось рассказать, как обманывали Анагуричи и Лапсуй, каких несправедливостей натерпелись от них люди и как хорошо, что в тундру приехал такой большой начальник, который может найти управу на богатых и защитить бедных.
— Какое же наказание вы предлагаете? — спросил Смидович, когда были высказаны все обиды.
— Палкой бить мало–мало, — предложил старик, и все одобрительно зашумели.
— Семь раз палкой бить — такое им наказание, — сказал одноглазый.
— Нет, товарищи, бить человека не годится, даже если он вор или обманщик, — возразил Смидович.
Толковали долго, пока снова не заговорил Петр Гер–могенович.
— Давайте сделаем так, — сказал он. — Дадим им по сто оленей, чум, нарты и пусть сами ведут свое хозяйство. Пусть узнают, сколько стоит труд, который они присваивали себе даром.
Все притихли.
— Правильно ты придумал, большой начальник, — сказал старший старик. — Пускай будет так, как ты придумал. Все!
— А жен они могут взять? — спросил одноглазый.
— По одной… Если кто из жен согласится. Анагуричи, до этого стоявший с тупым выражением на одутловатом лице, вдруг словно пробудился ото сна.
— Моя будет жалобу подавать на тебя, русский начальник! — крикнул он тонким голосом. — Я до Москва дойду! Моя все самому Смидовичу расскажет!..
В ответ раздался дружный смех. Смеялись Теван, Маша, Миша, не мог удержаться от смеха и Петр Гермогенович.