Выбрать главу

— Петр Гермогенович, вы куда? — крикнул Штернберг.

Смидовичу почему–то показалось неудобным сказать правду, и он неопределенно махнул рукой.

— Тогда садитесь, подвезу! — В голосе убеленного сединой профессора слышались мальчишеские нотки.

Они поехали, не обращая внимания на свистевшие рядом пули.

— Взвод пехотинцев притащил орудие, но, оказывается, никто не умеет из него стрелять, надо помочь, — крикнул Штернберг. — Это недалеко… Там сейчас такой накал страстей…

— Павел Карлович, голубчик… — Смидович повернулся к нему всем корпусом. — Ведь вы же ученый со всероссийским именем. Вам надо беречься. А вы, простите, в самое пекло…

— В эти дни, Петр Гермогенович, я прежде всего революционер.

— Да, да, вы правы, конечно…

У орудия с ноги на ногу переминались пехотинцы с прапорщиком во главе. Только что прибежал запыхавшийся солдат и доложил, что артиллеристов нигде не нашел. Разглядев повязку на рукаве Штернберга, солдат вытянулся и приложил руку к околышу фуражки.

— Здравия желаю, товарищ командующий!

— Здравствуйте… — скороговоркой ответил Штернберг, протягивая солдату руку. — Значит, не нашли? Но ничего, обойдемся и без них!

Он легко соскочил на мостовую, вытащил блокнот и, сняв пенсне, стал что–то вычислять на бумаге.

— Вы сильны в математике, Петр Гермогенович? — спросил Штернберг.

— К сожалению, баллистикой я никогда не занимался, хотя на оружейных заводах и приходилось работать.

— Жаль… Тогда по крайней мере следите, чтобы я не напутал в арифметике.

Через несколько минут Штернберг сказал расчетные данные и помог навести орудие.

— Можете стрелять, — обратился он к прапорщику. — А мы тем временем поедем к Леонтьевскому и посмотрим, не ошиблись ли.

Близко к переулку подъехать не удалось, да в этом и не было необходимости. Еще издали они заметили развороченную снарядом дыру в стене дома, в котором засели белые.

— Стой! Предъявить документы!

Революционный патруль остановил автомобиль и проверил удостоверения.

— Осторожнее, товарищи. С колокольни строчат из пулемета. — Красногвардеец показал рукой на церковь вдали.

— Ничего, двум смертям не бывать… Правда, Петр Гермогенович? — И Штернберг велел шоферу ехать напрямик к Совету.

Пулеметчик заметил автомобиль и дал по нему очередь. Смидович почувствовал резкий толчок в плечо. Тонкая струйка крови потекла по телу.

— Петр Гермогенович, вы ранены? — испуганно спросил Штернберг.

— Кажется, да… но вы не беспокойтесь, я совсем не чувствую боли. — Смидович виновато улыбнулся.

Он с трудом добрался до комнаты ВРК. Все были в сборе.

Усиевич читал какой–то документ, который держал в руках, поднеся близко к глазам:

— «…в противном случае сторона, отвергающая предложение, будет иметь против себя Викжель: он будет беспрепятственно пропускать по железным дорогам войска ее противников и задерживать те войска, которые идут ей на помощь». — Усиевич отвел глаза от бумаги и заметил Смидовича. — Петр Гермогенович, что с вами? — Его близорукие глаза округлились. — Идите в лазарет. Надо же срочно сделать перевязку… Здесь только что был доктор…

— Ничего… Пустяки… Случилось что–то важное? — спросил ои.

— Викжель прислал ультиматум и требует немедленного перемирия.

— Что же это — уловка Руднева или первый шаг к миру?

— Ультиматум направлен в два адреса — нам и им.

— А кому это выгодно?

— Им! — ответил Ведерников. — Им, потому что сейчас инициатива в наших руках, а контре нужна передышка.

— Смотря по тому, на каких условиях будет заключено перемирие, — сказал Смидович, — В передышке мы тоже нуждаемся.

— Да идите же в лазарет, — повторил Усиевич.

— Хорошо, Григорий Александрович, сейчас пойду… Если будете голосовать без меня, то я за перемирие.

Рана оказалась легкой, но заботливый Усиевич на вечернем заседании ВРК несколько раз спрашивал Смидовича, не будет ли ему трудно, если его введут в комиссию по перемирию. Петр Гермогенович отвечал, что он совершенно здоров, раненая рука хорошо перевязана и он готов выполнить поручение ревкома.

В соседней комнате стучала машинистка. Она размножала приказ ВРК:

«…Согласившись на ведение переговоров, Военно–революционный комитет объявляет перемирие до 12 часов ночи 30 октября с. г.; в течение этого времени будут вестись переговоры…»