Слушали Петра Гермогеновича хорошо. Он приводил, казалось бы, всем известные факты, часто второстепенные, вроде бы и не заслуживающие большого внимания, но, нанизанные на одну стержневую мысль, они делали особенно зримой проделанную Комитетом Севера работу.
Потом выступил председатель оздоровительной комиссии Сергей Иванович Мицкевич. Он говорил об устойчивости к болезням, которую необходимо выработать у северных племен, чтобы окончательно прекратить их вымирание, о более чем ста медицинских участках и больницах, открытых на Севере Советской властью, о противотуберкулезных и противотрахомных диспансерах, которые там организуются…
Петр Гермогенович слушал Мицкевича внимательно, с доброй улыбкой. Он вспомнил фотографию, которую недавно прислали в Комитет Севера из Средне–Колымска. «Друг юкагиров С. И. Мицкевич среди политических ссыльных» было написано на обратной стороне карточки. Сергей Иванович забыл об этой старой фотографии и, когда увидел ее у Смидовича, зажмурился от нахлынувших воспоминаний.
…Конец девяностых годов прошлого века. Избы Средне–Колымска с подслеповатыми окнами и насыпными земляными потолками. Крохотная организованная им, Мицкевичем, больница. Более пятидесяти политических ссыльных в селе, и среди них Тан–Богораз, Цыперович — автор книги «За Полярным кругом», поляк Людвиг Янович, который провел в тюрьме восемнадцать лет и застрелился, оставив записку: «Прощайте, товарищи, желаю вам от всей души увидеть красное знамя на Зимнем дворце»…
А как интересно было слушать Бориса Михайловича Житкова, его красочную, образную речь, подкрепляемую энергичными жестами, смотреть на его веселые, чуть насмешливые глаза, на добродушную улыбку!
Сейчас он говорил о том, что особенно волновало всех, кто собрался в кабинете Смидовича.
— Громадные мертвые пространства тундры и тайги висят мертвым грузом на культурных частях страны, и отыскание возможности использования таких пространств для жизни и промышленности — одна из важнейших задач нашего хозяйства… Нельзя видеть в северных окраинах золотое дно, откуда можно черпать деньги, не вкладывая в предприятия ни капиталов, ни ума, ни знаний; но нельзя и видеть в них только страну холода и мрака, в которой влачат свое жалкое существование несчастные, обделенные природой дикари…
Это были и его, Смидовича, мысли, и его заботы, и его планы, и он не раз согласно кивал своей лохматой головой, поглядывая на привезенные образцы горных пород.
Петр Гермогенович уже подводил итоги, когда в дверь снова заглянул Калинин и с плохо скрытой тревогой посмотрел на него. Михаилу Ивановичу позвонил Обух и рассказал о сердечном приступе у Смидовича.
— Сейчас, сейчас заканчиваем, — кивнул ему Смидович.
— Хорошо, я подожду, — ответил Калинин мягко.
Они пошли вместе в столовую обедать и по дороге Михаил Иванович завел дипломатичный разговор о здоровье, о том, что его надо беречь, особенно таким людям, как он, Гермогеныч.
— С чего ты взял, что я болен? — спросил Смидович. — Я совершенно здоров.
— Очень рад слышать… И все же шел бы ты отдыхать.
— А заседание у друзей озеленения? — Смидович озорно глянул в глаза Калинину.
— А заседание по заповедникам? — добродушно передразнил его Михаил Иванович. — А заседание краеведов? А заседание Общества старых большевиков? А заседание Комзета?
Смидович хлопнул себя ладонью по лбу.
— Вот разиня! — Совершенно забыл, что назначил сегодня встречу с одним человеком, который хочет со мной посоветоваться, ехать ли ему в Палестину. Спасибо, что напомнил.