Это был так называемый «дом дешевых квартир для бедных», построенный на благотворительные средства. Трехэтажный, со скучным фасадом, он смотрел на улицу узкими, плохо освещенными окнами.
На ближайшем от дома перекрестке Петр Гермогенович заметил встречавшего его котельщика. Егору еще не было и сорока, но выглядел он значительно старше. Со впалых щек не сходил нездоровый, лихорадочный румянец, а в глубоко посаженных глазах виднелась постоянная тревога. Пятнадцати лет от роду он попал на завод, в ад клепальной, почти оглох и теперь, разговаривая, прикладывал к уху сложенную ковшиком ладонь.
Петр Гермогенович не подошел к нему сразу, а немного постоял у магазина, осторожно осмотрелся, нет ли поблизости соглядатая, и не торопясь пошел навстречу.
— Собрались, Францевич, ждут… — сказал Егор тихонько. — Все как ты говорил. Именины и прочее. Сегодня как раз преподобный Симеон–столпник. Натурально вышло.
В доме пахло стиркой, пеленками, кислыми щами, готовящимися, должно быть, на общей кухне. Бегали и кричали дети, где–то за стеной пели нетрезвыми голосами. По обе стороны широкого коридора было много совершенно одинаковых дверей, но Егор безошибочно открыл именно ту, которая была нужна.
— Ребята, к нам гость.
Гостя ждали. Несколько пар глаз с интересом посмотрели на него.
— Здравствуйте, товарищи!
— Здравствуйте… здравствуйте, — послышались голоса. — Присаживайтесь!
— Да дайте ж человеку раздеться сперва. — Из–за стола поднялась пожилая, фабричного облика женщина, должно быть хозяйка, простоволосая, в белой кофте с рядом мелких пуговичек от низа до самого ворота, и приняла у Смидовича одежду. — А теперь садитесь, вот и место вам приготовлено.
Смидович сразу почувствовал себя своим в этой рабочей компании, в которой, наверное, все знали друг друга. Его посадили рядом с девушкой, почти девочкой, которая весело и открыто посмотрела на него.
— Знакомиться будем? — спросил Егор, прикладывая ладонь к уху.
— Обязательно, — ответил Петр Гермогенович и только теперь смог пожать его руку. Рука была сильной и очень крупной для тщедушной фигуры Егора.
— Тогда я по кругу начну… Рядом с тобой, Францевич, Николай, слесарь с Обуховского, два года в Архангельской губернии отбыл за агитацию… Иван Федорович с Торнтона, ткач. Тоже «из–под Глухова», вроде меня. Был я у них в гребенной, грохот — сил нет. Будешь с ним разговаривать, кричи погромче… Павел с Лесснера. Сам, между прочим, из Харькова. Приехал в Питер за кассу взаимопомощи агитировать.
Егор назвал еще четверых, среди которых был и именинник Семен, молотобоец с Путиловского.
— А это, Францевич, наша совесть — Валюша, — сказал Егор. — В Смоленскую вечернюю школу ходит. Умница.
— А где работаете? — поинтересовался Петр Гермогенович.
— У Сойкина, книжки помогаю печатать, — ответила Валя.
— Иногда и нам кой–что приносит. — Егор взял со стола уже изрядно потрепанную книгу и протянул Смидовичу.
— Вот это да! — Петр Гермогенович радостно удивился и посмотрел на соседку. — Ну и молодец, Валя! Как же это вам удалось?
— Да так, удалось и все! — Юное лицо ее зарделось.
Смидович держал в руках отпечатанный в типографии Сойкина сборник «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития». В сборнике, он знал, была помещена большая работа К. Тулина «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве». Петр Гермогенович не так давно прочитал этот сборник, который тайно распространялся среди социал–демократов в Петербурге. Царское правительство конфисковало тираж, правда, около ста книг удалось спасти. Одну из них он сейчас держал в руках.
— Товарищи, вы знаете, кто это — Тулин? — спросил Петр Гермогенович.
— Знаем, Францевич, — ответил Егор. — От Валюши. А ей учительница сказала. Потихоньку, понятно. Вот я и хочу, чтоб ребята познакомились, что тут написал товарищ Ульянов. У нас на заводе его многие помнят. Где оп сейчас, может, знаете?
— Знаю. Ульянов сейчас за грающей.
Дверь в коридор была плотно закрыта и завешена дешевенькой ситцевой портьерой, но на всякий случай разговаривали вполголоса. На столе стояло все, что полагается на именинах, — горка теплых пирогов, холодец в эмалированных мисках, короткогорлый штоф водки.
— Может, закусим сперва, — робко предложила хозяйка.
— Закусить — это сам бог велел, — охотно согласился именинник и взялся за штоф.
— Что ж, Францевич, со знакомством, по русскому обычаю, — сказала хозяйка, протягивая к Смидовичу стаканчик. — Чтоб все хорошо было.