Инна давно числилась в циркуляре департамента полиции о розыске как «скомпрометировавшая себя в политическом отношении». В охранке ей предъявили обвинение «в широкой агитации среди рабочих, призыве к стачкам и распространении воззваний преступного содержания». Как выяснили шпики из жандармского управления, она «предоставляла свою квартиру для складов подпольных изданий, устраивала связи рабочих с интеллигентными агитаторами и составляла рукописи противуправительственного содержания».
Студент Петербургского Лесного института Николай Смидович был замешан в той же «противуправительственной» деятельности как активный работник подпольного Красного Креста — организации, которая устанавливала связи с политическими заключенными, помогала им бежать из тюрем и снабжала деньгами тех, кто отправлялся в ссылку.
А что сделал полезного он, Петр? Что сделал он для достижения высокой цели? Мало, до обидного мало! Правда, он не жалел сил во Франции, а затем в Бельгии, чтобы облегчить участь тамошних рабочих. И когда в Париже пришлось заполнять традиционную анкету окончивших Высшую электротехническую школу, он на вопрос о своих планах написал, не задумываясь ни на минуту: «Желаю остаться рабочим, чтобы иметь возможность честно бороться за социальную революцию».
Но жить и работать он хотел прежде всего в Россия. С паспортом бельгийского подданного он пересек границу, и вскоре на русских заводах появился иностранный электромонтер высокой квалификации. Сколько пришлось поменять имен! Сначала Бюссер, потом Дюваль, потом Желье и, наконец, Эдуард Куртуа. Многоликий «бельгиец» за короткое время объездил юг и центр России.
Мелькнула мысль: а что, если записать свои впечатления, пока они еще свежи в памяти? Время есть, и немало. Что ж, была не была! «В добрый путь, Петр!» — всегда напутствовала его перед дорогой матушка Мария Тимофеевна. «В добрый путь!»
Он нажал на пуговку звонка:
— Я прошу принести мне бланк для заказа. Мне потребуется листов двадцать писчей бумаги и несколько хороших перьев.
— Роман решили писать? — усмехнулся Усатый.
— Ну что вы! Всего лишь записки из собственной жизни.
— Понапрасну будете стараться, господин Куртуа. Все одно отберут в контору.
— Ничего, выйду на волю — получу. Усатый хмыкнул.
— «Выйду на волю», — передразнил он беззлобно. — А когда это будет?..
«В конце октября 1898 года я, монтер–электротехник, переехал русскую границу, намереваясь поступить на один из крупных заводов… В начале ноября я уже работал в строительном цехе Брянского завода, самого крупного завода около Екатеринослава. Новая жизнь охватила меня, совершенно не похожая на ту, которой приходится жить рабочим за границей. В моих глазах, в глазах бельгийского рабочего…»
Он не закончил фразу, оперся руками о стол и задумался… Что же было дальше, дай бог память?
— Господин Бюссер из Бельгии? — спросил у него чиновник в конторе, и ему даже не понадобилось показывать паспорт; было достаточно легкого иностранного акцента и непривычной русскому глазу яркой клетчатой куртки. — Мы можем вам выделить отдельную комнату рядом с заводом.
— Спасибо, я уже устроен.
«Устроился» Смидович в деревянном ветхом доме из трех комнатушек, в которых каким–то чудом размещались двенадцать человек. Жить в такой тесноте было непривычно и трудно.
Ходики на стене показывали пять часов утра, за окном гулял сырой ветер, было темно, и только фантастическое зарево от выливаемого из ковшей чугуна освещало стальные нити рельсов, вдоль которых бесконечной вереницей тянулся на завод рабочий люд.
Смидович шел в мастерскую — наскоро сколоченный барак, в котором несколько десятков разношерстных, как–то не притертых друг к другу людей — слесарей, медников, кузнецов — делали батареи паровых котлов. Петр Гермогенович имел довольно смутное представление о котлах, но его, как иностранца, поставили старшим. Толстый немец–инженер на ломаном русском языке представил Смидовича рабочим и удалился под хмурые, злые взгляды, проводившие его до дверей.
Несколько первых дней все молча присматривались к Смидовичу, работали вразвалку, волынили, курили, собравшись небольшими кучками, и принимались за дело, лишь заметив приближавшегося мастера или инженера. Очевидно, его, Смидовича, здесь за начальство не считали. «Вот и хорошо», — подумал Петр Гермогенович.
Уже через неделю он заметил, что кое–кто и вовсе занимается не тем, чем положено. От верстаков все чаще и громче доносилось шарканье напильников и дробный стук молотков.