Наконец настало время, когда «Сиркасьен» должен был уйти в рейс. Может быть, потому, что это был первый транспорт «Искры» с берега Средиземного на берег Черного моря, Смидович решил сам доставить груз на пароход. Все пакеты он положил в чемодан и нанял извозчика.
— Basin du Lazaret, — сказал он кучеру.
Это был один из пяти бассейнов марсельской гавани, откуда отправлялись в иностранные порты грузовые пароходы.
Он условился с толстяком — ресторатором Гримом — встретиться в дальнем кабачке с неаппетитным названием «Ослиные уши» и сейчас шел туда, спустившись к самому морю на полосу, обнаженную отливом. Из черных, быстро мчавшихся облаков лил дождь, громко барабанил по плащу, струйки воды неприятно стекали за шиворот с поднятого капюшона. Когда дождь переставал, меж облаков проглядывала луна, освещая стену обрывистого берега, за которым скрывался город. С другой стороны боролась с ветром отливная волна.
Идти по песку было трудно, тяжелый чемодан больно оттягивал руку, и Петр Гермогенович обрадовался, когда заметил качающийся на ветру жестяной фонарь у двери в кабачок. Он зашел туда и сразу же отыскал глазами Грима. Тот сидел у длинной стойки, тянул из стакана красное вино и заедал его круглыми солеными сухарями.
— О, мсье Пьер! — Он приветственно поднял руку. — Я пришел раньше вас. Может быть, пропустим по стаканчику вина? У нас еще есть время.
Из шумного душного кабачка они вышли в прохладную ночь, наполненную свистом ветра и шорохом ленивых волн. В черном провале моря одиноко стоял на рейде скупо освещенный пароход.
— Это и есть ваш «Сиркасьен»? — спросил Смидович. Грим молча кивнул.
— Вот письмо. — Петр Гермогенович достал из кармана конверт. — Повторяю еще раз. Вы отнесете его в Батуме в аптекарский магазин Апик–Ефенди и спросите там Джерайана. Он должен вызвать Фридриха. К нему пароль: «Победа света над тьмой». У Фридриха получите деньги и возьмете ответное письмо для меня. Вам все ясно?
— Все, мсье Пьер… Но учтите, я долго не могу держать такой груз на пароходе. Если ваш товарищ не придет…
— Не беспокойтесь, он извещен и в первую же ночь по приходе «Сиркасьена» подойдет на шлюпке к пароходу. Только не забудьте сигналить каждые пятнадцать минут.
— Фонарем вверх–вниз два раза и один раз из стороны в сторону.
— Совершенно верно.
Шлюпка болталась у берега под деревянным причалом. Первым в нее прыгнул Грим и взял у Петра Гермогеновича чемодан. Смидович любил всякую физическую работу и попросился на весла. Ветер дул попутный, однако им понадобилось не менее получаса, чтобы приблизиться к темному силуэту «Сиркасьена» с огненной точкой на его форвантах.
Грим зажег фонарь и сделал им круг в воздухе. С парохода тотчас ответили таким же сигналом.
— Это наш баталер, — сказал Грим шепотом.
Через минуту с палубы бесшумно опустился штормтрап и тонкая прочная веревка, которую Грим привязал к ручке чемодана. Кто–то невидимый быстро поднял груз кверху.
— Вы доберетесь сами до берега? — спросил Грим.
— Доберусь… — Петр Гермогенович с опаской посмотрел на море.
— Тогда до свидания, мсье Пьер.
— До встречи через две недели! Желаю удачи! Грим легко взобрался на палубу, а Смидович сел на весла и повернул шлюпку к берегу…
Прошло время. Петр Гермогенович освоился со своими обязанностями, и в Россию, в закавказский город Батум, регулярно шли его посылки с «Искрой». К «Сиркасьепу» прибавились пароходы компании «Н. Пакетт и К0», «Битюги», «Мингрели», «Анатоли», которые имели то преимущество перед другими, что подолгу оставались в русских водах. На каждом пароходе у Смидовича был свой человек, чаще всего метрдотель, и Петр Гермогенович выбирал для них замысловатые пароли: «Свобода, равенство, братство», «Французская республика», «Да здравствует равенство!» Конечно, можно было придумать что–то другое, но Смидовичу хотелось, чтобы любой из них напоминал о революционных идеалах.
Он часто писал в редакцию «Искры» — в Лондон, куда переехал весь немногочисленный штат газеты во главе с Владимиром Ильичей. Отвечала обычно Надежда Константиновна Крупская. Как правило, все письма были зашифрованы, и Смидовичу пришлось выучить ключ к шифру.
Одно из писем, полученных весною, искренне обрадовало Петра Гермогеновича: его приглашали приехать в Лондон.
С вокзала Чаринг–Кросс, на котором он сошел в столице Великобритании, и до коммуны, гце жили искровцы, можно было добраться омнибусом, но Петр Гермогенович решил раскошелиться и нанял кеб — причудливую, непривычную русскому глазу двуколку на больших колесах, в которую пассажир садится куда–то в глубину, а кучер водружается сзади него, так, что вожжи и удары кнута всегда над головой пассажира.