Но Яптик уже ничего не слышал. Он робко, с затаенной надеждой посмотрел на Смидовича, встретился с его ободряющим взглядом и — была ни была! — сунул в таз свою седую, всю в свалявшихся колтунах голову.
Катюша мыла Яптика не меньше получаса и раза четыре меняла воду, пока она не стала совсем светлой. Яптик терпел, переносил процедуру без возражений, только еле слышно покрякивал, когда Катюша давала волю своим рукам с острыми ноготками. Потом она вытерла Яптика чистым полотенцем и причесала.
Яптик распрямил уставшую спину и обвел присутствующих удивленным взглядом.
— А ведь верно говорил большой начальник: лучше Яптик думать стал, — произнес он, счастливо улыбаясь.
— Ты правду сказал, Яптик? — обратился к нему старик, который пугал его.
— Яптик еще никогда не говорил неправду, Николай. Тот, кого Яптик назвал Николаем, подошел к нему и стал недоверчиво перебирать пальцами чистые шелковистые волосы.
— И голова не мерзнет?
— Совсем тепло голове стало, Николай. Теплей, чем было.
Николай запустил пятерню в свою шевелюру, долго ворошил ее, очевидно сравнивая собственные волосы с волосами Яптика, а затем решительно сбросил с себя малицу.
— Ладно, Катька–лекарь, мой и мне!
Катюша работала без перерыва больше четырех часов. После Николая решился помыть голову Яков Селиндер, потом Иван Ненянг, затем еще пятеро старых, а значит, и самых уважаемых ненцев.
Смидович подошел к уставшей Катюше. Она разрумянилась, глаза ее радостно блестели, и она была очень привлекательна в эту минуту.
— Большое спасибо, Катюша, — сказал он. — Вы просто чудесно провели этот урок гигиены. На пять с плюсом.
— Что вы, Петр Гермогенович, — ответила девушка, смущаясь. — Это вас надо благодарить. Если б не вы… Интересно, что вы сказали Яптику, почему он стал такой сговорчивый?
Смидович хитро глянул на нее.
— Ничего особенного, Катюша. Я просто попросил его…
В факторию двинулись на шести нартах, все хотели посмотреть, как большой начальник будет ругать луцу Сеньку. Красный чум остался на месте: подошло огромное стадо оленей и с ним несколько семей пастухов, которым надо было показать кино, прочитать книжку, дать порошки или микстуру, а кое–кого уговорить поехать в районную больницу. Со Смидовичем отправился только коробейник Алеша, чтобы получить в лавке товар.
До фактории было недалеко — всего один день пути.
К вечеру увидели небольшой бревенчатый дом. Он стоял посреди тундры, на берегу какой–то речки с торфяными рыхлыми берегами и коричневой водой. Никого не было видно, но из трубы шел дым, а вдоль крыльца на поводке из оленьей кожи бегала похожая на тундрового волка крупная серая собака. Заметив людей, она зарычала, оскалив острые желтые клыки. Маленькие окошки дома были забраны решетками, и Смидовича это неприятно поразило: он знал, что среди северных народов нет воровства, что эти предосторожности совсем не обязательны.
— Вот видите, решетки сделал, — сказал Алеша.
— Однако, не воров боится луцу Сенька, людей боится, всех боится, — сказал Яунгат.
Занавеска на окне чуть колыхнулась, очевидно, заведующий факторией, прежде чем открыть дверь, хотел посмотреть, кого к нему «несет бог». Упряжки уже остановились у самого дома, и дверь наконец натужно заскрипела. На крыльцо вышел крупный бритый мужчина со шрамом на лбу, с густыми бровями, которые остались такими же черными, как в молодости. Держался он прямо, смотрел исподлобья.
— Прошу, прошу, — сказал он глухим голосом, очевидно догадываясь, кто приехал.
Петр Гермогенович прошел первым, за ним двинулись остальные.
— Здравствуйте, товарищ Соловьев, — сказал Смидович, вглядываясь в заведующего факторией.
Это было странно, почти невероятно, но Петр Гермогенович вдруг почувствовал, что когда–то, где–то он уже встречал этого человека… Правильные, но неприятные черты лица, тяжелый, неподвижный взгляд, сухопарая фигура военного. Смидович тоже заметил пристальный взгляд Соловьева, и ему показалось, что тот мучительно вспоминает что–то.
— Заходите! Гостям я всегда рад, — сказал Соловьев.
— Даже таким, как я? Председатель Комитета Севера Смидович, — представился Петр Гермогенович.
— А мне… товарищ Смидович, бояться нечего, совесть моя чиста.
— Что ж, посмотрим…
— Уже успели наябедничать, — Соловьев окинул презрительным взглядом столпившихся ненцев. — И вы поверили самоедам?
— Не слушай его, председатель! — перебивая друг друга, закричали ненцы. — Вор Сенька! Обманщик! Ты спроси, как он шкурки на спирт меняет.