Соловьев усмехнулся:
— За спирт они готовы душу продать, не то что шкурки.
— А вы этому рады?
— Извините, иду навстречу… Ведь они же в ногах валяются, выклянчивая бутылку спирта. При государе валялись в ногах у купца, сейчас — в ногах у заведующего факторией. Что изменилось?
— Перемена, товарищ Соловьев, совсем «незначительная» в России, в том числе на Крайнем Севере: установлена Советская власть!
— Да какая тут Советская власть! — Соловьев махнул рукой. — Никакой властью тут и не пахнет!
— Ну, знаете ли… Впрочем, сейчас не об этом речь. Покажите, пожалуйста, все ваше хозяйство. Магазин, склад, документы.
— Прошу, — сквозь зубы процедил Соловьев. — Простите, а какие функции возложены на Комитет Севера: административные, воспитательные, карательные? Я немного отстал от жизни в этой глуши.
— Скоро узнаете, — Смидович обернулся к своим попутчикам: — Заходите в дом, товарищи.
Тесное помещение было завалено ящиками, мешками, бочками, штуками сукна и ситца. На стенах висели охотничьи ружья. Товаров было много, и в том числе «тяжеловесов», которые до революции почти никогда не доходили до таких высоких широт, — мука, крупа, соль, сахар, — и Смидович с удовлетворением подумал, что усилиями Комитета Севера постепенно ликвидируется та «торговая пустыня», тот «торговый вакуум», который умышленно создавал здесь царизм.
— А где же ваша «валюта»? — Смидович строго глянул на заведующего.
Соловьев понял с полуслова, о чем речь.
— «Валюту» опасно держать открыто. Разнесут. Или сопьются. Спирт я держу под замком.
— Принесите, пожалуйста, расценки на пушнину.
— Слушаюсь! — заведующий факторией щелкнул каблуками. — Впрочем, я считаю, что сия бумага хотя и скреплена государственной печатью, но, по сути дела, совершенно бесполезна. Нередки случаи, когда самоед готов заплатить за товар вдвое больше расценок. Во время запоя, понятно. Сплошная выгода для государства.
Смидович побледнел от охватившего его негодования. Изменился, стал каким–то чужим, незнакомым голос. Обычно добрые, греющие синевой глаза сделались серыми и холодными. Обступившие Петра Гермогеновича ненцы впервые видели его таким.
— Я просил принести ценник пушных товаров и документы, по которым могли бы судить о вашей работе собравшиеся здесь люди, — отчеканивая каждое слово, сказал Смидович.
Соловьев круто, по–солдатски повернулся, вышел и через несколько минут явился с папкой.
— Сохранились ли копии квитанций, которые вы даете на руки сдатчикам пушнины? — тем же ледяным тоном спросил Смидович.
— Они в папке.
Петр Гермогенович пододвинул к себе табуретку.
— Садитесь, товарищи. В ногах правды нет, а нам придется поработать довольно долго.
— Чего там долго, председатель! — возразил Яунгат. — Возьми какую хочешь бумажку, прочитай, что там луцу Сенька написала, моя тебе сразу скажет, где Сенька обманула.
— Хорошо, товарищ Яунгат.
Смидович нашел квитанцию, выданную три недели назад Тимофею Яунгату. Она была написана по–писарски разборчиво, с твердыми знаками и ятями. И снова о чем–то неясном, давно забытом напомнил Петру Гермогеновичу этот канцелярский почерк.
— В квитанции значится, что Тимофей Яунгат сдал фактории двенадцать песцовых шкурок. — Смидович посмотрел на Яунгата. — Так ли это?
— Чепуха Сенька написала, председатель. — Яупгат рассердился. — Моя три раза по семь шкурок сдавала, а получила один раз семь бутылок спирта.
— Я протестую! — перебил заведующий факторией. — Спирт этому самоеду я действительно продавал, но на деньги, которые он выручил за шкурки. За двенадцать шкурок, которые и отмечены в квитанции.
— Почему за двенадцать? — выкрикнул Яунгат, распаляясь. — Обманщик Сенька! За три раз по семь, а не за двенадцать.
— Видите, они и считать умеют только до семи. — Заведующий факторией презрительно улыбнулся.
— Я хочу сказать слово, председатель, — подал голос другой ненец. — Тимофей, однако, правду говорит. Я сам видел, сколько он песцов сдавал. Три раза по семь Тимофей сдавал.
— Что вы на это скажете, товарищ Соловьев? — спросил Смидович.
— Вы верите самоедам и не верите мне, русскому?
— Я верю честным людям и не верю обманщикам! Вне зависимости от того, к какой национальности они принадлежат. У вас, Соловьев, все шкурки приняты третьим сортом, самым дешевым. — Он посмотрел несколько квитанций. — Вот здесь третий сорт… И здесь. Всюду только третий сорт. Вы не находите это странным, Соловьев?
Заведующий факторией молчал.
— Ну что ж, тогда мы попросим оценить шкурки специалиста. Алексей! — Смидович обратился к «красному коробейнику». — Вы сможете определить сортность шкурок? Очень хорошо. Тогда пошли на склад. Откройте склад, Соловьев.