Через час освободились и будущие жильцы Николая Николаевича Ляшко, и он представил их Смидовичу: молодого воронежского учителя и крестьянина из Орловской губернии, седобородого и неторопливого.
— У меня на примете есть комната, — сказал Петр Гермогенович. — Как раз рядом с моими знакомыми. Но это далековато, придется нанять извозчика…
— Никаких извозчиков! — возразил Ляшко. — Я взял такой разбег от Киева, что никак не могу остановиться. Только пешком. — Он вдруг скомандовал «дурным» голосом: — «Надеть кандалы! Шагом марш!»
Пока они договаривались с хозяйкой насчет квартиры, Петр Гермогенович зашел к соседям в коммуну. На кровати поверх небрежно наброшенного одеяла лежал всклокоченный и возбужденный Паук–Десятский. Два молодых человека, белокурый и черноволосый, сидели за шахматной доской. Все трое о чем–то ожесточенно спорили.
— О, коллега по несчастью, рад вас видеть в своей обители! — воскликнул Паук–Десятский, не вставая с кровати. — Вот я битый час толкую им, что нам необходимо переходить от слов к делу. Хватит повышать свой общеобразовательный уровень, изучая историю культуры но Липперту и философию по Альфреду Фулье. Этим следовало заниматься в тюрьмах, где каждый из нас провел немало времени. Теперь, когда мы относительно свободны, надо действовать, как полагается революционерам. Вы согласны со мной, товарищ Смидович?
— Простите, не совсем понял вас. Что вы понимаете под словом «действовать»? — осторожно осведомился Петр Гермогенович.
— У Михаила Исаевича очень своеобразное представление о долге революционера, — сказал один из шахматистов.
— Ничего подобного, друзья. — Паук–Десятский резко встал на ноги. — Действовать, как полагается революционеру, — это значит бороться с ненавистным царским режимом и всячески вредить ему. Конкретно: у нас есть возможность произвести экспроприацию у одного купчика, которого ненавидит весь уезд.
— Иными словами, ограбить купца? — спросил Петр Гермогенович.
— Извините, экспроприировать — это не значит ограбить! — наставительно заметил Паук–Десятский.
— Не в лоб, так по лбу, — сказал тот же шахматист.
— После вашей «экспроприации» начнутся репрессии, — добавил его товарищ, — и всех, кто причастен и кто не причастен к ограблению, быстренько загонят еще дальше, в какой–нибудь Усть–Кулом.
— Я вижу, вы просто трусы! — сказал Паук–Десятский. — В таком случае мы обойдемся без вашей помощи.
— Кто это «мы»? — спросил Смидович.
— Социалисты–революционеры. Самая радикальная и активная партия изо всех, которые действуют в России!
— Вы забываете об анархистах, Михаил Иеаевич. Они еще «активнее»… — съязвил белобрысый шахматист.
— А может быть, начать иначе? — осторожно предложил Смидович. — С того, что уже испробовано на практике. Скоро Первое мая, и неплохо бы было выпустить листовку, устроить маевку, пригласить горожан. Пусть это не так эффектно, как экспроприация купчика, зато мы сможем привлечь на свою сторону десятки людей. Да и вопросами самообразования, политического развития тоже пренебрегать не стоит. Липперт и Фулье известны далеко не каждому. Среди ссыльных, которые за последнее время прибыли в Кадников, многие не имеют никакого образования. Разве не наш долг помочь им?
— Какая скука! — Паук–Десятский театрально обхватил голову руками. — Слова вместо дела!
— И наконец, просто изучить какое–либо полезное ремесло, — продолжал Смидович. — Например, я бы с удовольствием научился тачать сапоги.
Паук–Десятский расхохотался.
— Какое благородное желание! Вы бы еще попробовали вязать носочки!
— Не вижу ничего смешного! — возразил Смидович, — Я считаю, что каждому профессиональному революционеру необходимо иметь в руках рабочую профессию, быть мастером своего дела. При этом условии легче всего найти общий язык с рабочими. Бесконечные разговоры, доклады, дискуссии внутри интеллигентской среды себя давно изжили. Надо пролагать пути к сердцу рабочего, а это можно сделать всего быстрее и лучше, когда работаешь с ним бок о бок, на равных.
— Товарищ Смидович, кажется, собирается возродить почившее в бозе народничество. — Паук–Десятский поморщился. — Извините, но подобные эксперименты не для меня. Можете проводить их сами!
— А я и проводил. Имея диплом инженера–электрика, я три года работал простым электромонтером.
— Вот видите! — подал наконец голос черноволосый шахматист. — В самом деле, почему бы нам не изучить какое–либо мастерство. Времени хоть отбавляй. Уроков давать не разрешают, служить тоже. — Он посмотрел на Сми–довича. — Давайте–ка и вправду организуем сапожные курсы. А то ходишь тут в рваных штиблетах… Только б учителя найти.