— Может быть, вы мне скажете куда? — попросил Смидович.
— В посад Верховажье. Далековато, правда, но и там жить можно. Везде люди живут, даже в тюрьме.
Можно было снова отправиться этапом «за царев счет», как говорили ссыльные, а можно было поехать за свои деньги, наняв подводу на двоих — на себя и конвоира. Смидович предпочел подводу.
В тот день из Кадникова отправляли большой этап подальше от Вологды, в самые гиблые места губернии. Около полицейского управления толпился народ, ожидая, когда выведут партию заключенных. На площади уже стояли телеги с вещами, прохаживались полицейские в забрызганных грязью сапогах. Наконец раскрылись тюремные ворота и вышли зтапники. «Политики», как всегда, шли впереди.
— Прощайте, товарищи, не поминайте лихом! — крикнул один из них.
— До встречи в Петербурге! — донеслось в ответ. Смидович уезжал после того, как отправили этап. Петру Гермогеновичу разрешили проститься с друзьями: пришли Ляшко, оба его товарища, два Володи, пан Гура, Ксения Константиновна.
— Мне жалко расставаться с вами, — проговорил Смидович. — Не забывайте, пишите о своих делах.
— Обязательно, Петр Гермогенович, — ответил за всех Ляшко.
— Я жду ваших новых рассказов, Николай Николаевич.
— До рассказов ли сейчас!
— До рассказов. Пишите по горячим следам, о ссыльных, о себе.
Рядом стоял конвоир, который должен был сопровождать Смидовича до Верховажья и там сдать его становому приставу или сотскому.
— Ну, поехали, что ли, — промямлил он. — Путь не близкий…
— Поехали… Всего вам доброго, друзья, — сказал Смидович.
Он поклонился Ксении Константиновне. Она сделала к нему шаг, перекрестила и обняла.
Когда лошади тронулись, к Смидовичу подбежала молоденькая девушка и протянула ему букетик первых немудреных луговых цветов.
Лошади, позвякивая колокольцами под дугами, шли медленно, и друзья Петра Гермогеновича некоторое время поспевали за телегой. Потом возница щелкнул кнутом, лошади перешли на рысь, и провожавшие отстали. Смидович долго махал им рукой.
Позади осталась древняя каменная часовня Лопатова монастыря, торговые ряды с важней — огромными городскими весами на площади, крестьянские возы около весов. Тут закончилась булыжная мостовая, и телега чуть не по ступицы погрузилась в весеннюю грязь.
Когда выехали за город, возница отвязал колокольчики. Светило майское солнце. Первая весенняя трава была свежа, сквозила листва на недавно одевшихся зеленью березах.
«Прощайте, друзья, прощай, Кадников!..»
Глава одиннадцатая
Путь в сто восемьдесят три версты, отделяющие Кадников от посада Верховажье, занял больше недели. Тракт, издревле связывавший древнюю столицу Руси с молодым Архангелом–городом, раскис, и по нему в эту пору года передвигались только такие бедолаги, как политические ссыльные. Лошади часто уставали, и тогда Смидович с конвоиром соскакивали с телеги в грязь, выбирали подсохшую тропинку, тянувшуюся вдоль дороги, и шли там.
Вокруг стояли леса, правда уже поредевшие возле тракта, но все еще прекрасные, величественные и строгие. Пахло смолой, нагретой на солнце хвоей, прелой листвой. Вблизи рек начинались влажные луговины, желтые от цветущих лютиков и калужниц. И снова шумели леса, а когда они отступали, становились видны невысокие рубленые церкви, возвышавшиеся над древними, тоже деревянными поселениями, — вехи, обозначавшие древний тракт.
Петр Гермогенович рассматривал выбеленные временем ворота и раскрашенные калитки с вырезанными сердечками в центре, выдолбленные из колоды желоба водопоев, весы–журавли, водосточные трубы из древесной коры.
Через реки переправлялись на паромах. Тонко, певуче скрипел деревянный ворот, на который накручивался мокрый пеньковый канат, тихо булькала, ударяясь в бревна, текучая вода, сначала Двиницы, потом Ваги, той самой реки, на берегу которой Смидовичу предстояло доживать ссылку.
— Ну, слава те, господи, прибыли благополучно. — Возница перекрестился на церковь и спросил у конвоира: — Куда прикажете ехать?
Остановились возле приметного нового дома.
— Ну, вот теперь все, — сказал конвоир.
Вместе со Смидовичем он зашел в комнату. За столом, заляпанным чернилами, восседал становой пристав, очень толстый, с добродушным, улыбчивым лицом.
Конвоир подал ему пакет. Становой разорвал его, мельком взглянул на бумаги и перевел взгляд на Смидовича.
— Надеюсь, что вам не придется менять места ссылки на еще более удаленное, — сказал он почти дружелюбно. — Ну что же, устраивайтесь. Правила поведения вы знаете, хотя, как видно, и не соблюдаете их вовсе… Иванов! — крикнул он.