Изношенное до дыр одеяло не давало тепла, и Мастер принялся ходить вокруг костра, окончательно прогнав сморившую было его дрёму.
Когда, казалось, уже должно было светать, Мастер взглянул на луну и определил, что прошло ещё только два часа. Он неслышно подошёл к спящим. Смерк при его приближении проснулся, лениво приоткрыв один глаз. Увидев Мастера, он зевнул и тут же заснул снова. Квин лежал теперь рядом с Уоллфридом на спине, положив руки себе на грудь. Уоллфрид лежал на левом боку, поджав под себя ноги.
Мастер наклонился, поплотнее укутав его, и мельком глянул на Квина. Он не хотел будить офицера для смены, решив продежурить до самого утра, пусть даже Квин и защитил его сегодня от страшного взгляда Фреммора. Эти двое устали сегодня не меньше, чем он сам.
Отойдя к костру, Мастер подкинул в него несколько веток и, вздохнув, присел на тюфяк. Кажется, дремота вновь брала над ним верх, и он с усилием открыл глаза, чтобы не заснуть.
Но тут, когда он уже проигрывал в этой борьбе и начинал клевать носом, его внутренний голос пробудился и закричал. Закричал так громко и страшно, что Мастер в мгновение ока очнулся и, открыв глаза, попытался осознать, во сне это произошло с ним, или же наяву.
Страшный крик повторился, только теперь в нём было больше жалобных ноток, чем удушающего ужаса. И Мастер понял, что кричит вовсе не он, и не что-то у него внутри.
Он вскочил и обернулся назад, пытаясь отыскать источник крика. И от увиденного едва не потерял сознание.
Уоллфрид Бергмор метался по своему тюфяку, схватившись за грудь, и жалобно стонал. Скинув с себя одеяла, которыми его укутал Квин, он в беспамятстве дёргал ногами и свободной левой рукой, а глаза его, полные ужаса и отчаяния, были расширены так, словно он увидел вдруг что-то очень страшное. Квин пытался его удерживать, но собственная паника мешала ему сконцентрироваться. А Смерк, подняв голову, тревожно ревел, беспомощно переступая полусогнутыми передними лапами.
Мастер рванулся к ним и, оттеснив Квина, принялся расстёгивать ворот одежды Уоллфрида. Квин, удерживая трепыхавшегося дворецкого за руки, в панике вопил:
- Мастер, что с ним? Он умирает, да? Это приступ, да?
Мастеру некогда было отвечать на его многочисленные вопросы, да он и не нашёл бы на них ответа. Он мог лишь умолять небеса о том, чтобы ответы на них оказались отрицательными. Но его охватила не меньшая паника, и он всё никак не мог справиться со сложной системой застёжек и украшений, перевитых с ними, на воротнике Уоллфрида.
Старый слуга вроде бы немного утих, но продолжал дрожать и мотать головою, а пальцы его правой руки судорожно сжимали сердце.
- Боже, Мастер! – в панике орал Квин за его спиной. – Он умирает! Помоги же ему, помоги!
Не обращая никакого внимания на его выкрики, Мастер, которому прибавило силы то, что Уоллфрид теперь уже не так сильно дёргался, что могло означать завершение «приступа», наконец расстегнул воротник и застёжки на его шее и груди. Одним рывком сняв одежду до пояса и обнажив грудь и плечи, Мастер вдруг вскрикнул и, быстро встав на ноги, отскочил назад.
- Что с тобой, Мастер? – с тревогой заглянул ему за плечо Квин.
Уоллфрид теперь лежал тихо, тяжело дыша и вороша пальцами по тюфяку. Глаза его были полузакрыты и глядели в никуда. Он так и не очнулся.
Квин наклонился над стариком, и тут же потрясённо воскликнул.
На груди Уоллфрида, там, где находилось сердце, был изображён странный рисунок: чёрный вислоухий пёс, склонившийся перед сидящим золотым львом. Впившись взглядом в изображение, Квин краем глаза заметил ещё один рисунок, который темнел на левом плече Уоллфрида. Там была изображена оскаленная морда всё того же вислоухого пса.
- Что… что это такое? – дрожащим голосом произнёс Квин, обернувшись к Мастеру.
Мастер опустился рядом с ним на корточки, не удостоив офицера даже взглядом. Вместо этого он протянул руку к тяжело вздымающейся груди Уоллфрида, дотронувшись до изображения льва и собаки, и тут же отдёрнул руку.
- Он горячий, – пробормотал Мастер, потерев обожжённые пальцы друг о друга. – Горячий, как раскалённое железо.
- На левом плече ещё один, – указал Квин на руку Уоллфрида.
Мастер глянул вбок, но присматриваться к изображению не стал. Вместо этого он стал хлопать Уоллфрида по щекам, пытаясь заставить его очнуться.
- Быстро, Квин, – сказал он. – Принеси все одеяла. Перенесём его поближе к костру.
- Может быть, не стоит его трогать сейчас? – осторожно спросил Квин. – Лучше пусть Смерк его согревает… и охраняет.
- О чём это ты? – удивился Мастер.
Квин вытаращился на него страшными глазами.
- А вдруг это не дворецкий, а злой колдун? И он всё это время притворялся дворецким, чтобы нас убить, а мы его раскрыли! И теперь нам надо…
- Не говори глупостей, Квин, – строго сказал Мастер. – Лучше помоги мне переложить его на одеяло.
Квин вздохнул и взял Уоллфрида за ноги, а Мастер поднял его за плечи. Перетащив старика к костру, они освободили его от его парадной формы и укутали всеми одеялами, какие у них были. Смерк глядел на их действия очень внимательно.
- Когда он очнётся, сделаем вид, что ничего не знаем, – сказал Мастеру Квин, косясь на дворецкого. – Иначе он нас сразу испепелит.
- Хватит сказок, Квин! – зашипел на него рассерженный Мастер. – С Уоллфридом произошло что-то очень серьёзное, а ты… Может, он вообще не проснётся…
- Ладно, – ответил Квин, садясь рядом с Мастером на свой тюфяк. – Я с самого начала знал, что сегодня мы не заснём. Сначала Фреммор, затем – этот «приступ» у Уоллфрида… Знаешь, Мастер, мне теперь кажется, что с его появлением нам стало всё время не везти.
- Что за глупости, Квин, ты постыдился бы! – ответил Мастер, одарив офицера недовольным взглядом. – Он спас нам жизни, перехитрив лорда Лайтенвуда и его механическую армию. И, быть может, ещё не раз это сделает. – Тут Мастер придирчиво оглядел офицера. – Вы, итальянцы, такие неблагодарные, – отметил он со вздохом.
- Прости, Мастер, – виновато отозвался Квин. – Просто я никогда не думал, что кто-то будет спасать мою жизнь, ведь спасение жизни – удел военных. А к тому, что теперь всё наоборот, я, как военный, пока, видимо, не успел привыкнуть.
- Ничего, Квин, – хлопнул его по плечу Мастер. – Я вовсе на тебя не сержусь. И утром мы обязательно узнаем про эти… татуировки у Уоллфрида, если он пожелает рассказать нам о них. До утра не так уж много времени.
На этот раз дремота и сон обходили всех троих стороной до самого рассвета. Лишь Уоллфрид, погружённый в глубокий сон, ни о чём не тревожился и ни разу больше не двинулся, лёжа на боку спиной к костру, словно с ним ничего и не случилось этой ночью.
Но вот забрезжил рассвет, и Мастер, потушив костёр, выкопал из земли куски припасённого зажаренного кабаньего мяса, отдав один из кусков Квину, а другой отложив для Уоллфрида.
Смерк ушёл на охоту.
Мастер не решался разбудить Уоллфрида, и не только из-за боязни обнаружить застывший труп. Но тут, как всегда, вмешался Квин, поглядев на спящего и заявив, что тот не дышит. Под толстым слоем одеял, которыми был укутан Уоллфрид, действительно сложно было заметить дыхательные движения, тем более что Квин находился относительно далеко от Уоллфрида, но Мастер, которому в эту ночь пришлось изрядно износить свои нервы, поверив Квину, метнулся к дворецкому.
Перевернув старика на спину, он начал спешно разматывать одеяла. И в тот момент, когда Мастер окончил это дело и увидел знакомый уже рисунок на его груди, Уоллфрид проснулся.
В первые мгновенья он приветливо глядел на испуганное лицо Мастера, не осознавая, что тот с тревогой глядит на его грудь, а не ему в глаза, и то, что он, Уоллфрид, почти голый. Но как только его мозг пробудился ото сна целиком, дворецкий понял, что происходит. Подняв на локте правую руку, он прислонил её к своему сердцу, закрыв рисунок, и горько улыбнулся Мастеру.
- Ты хочешь знать, что это такое? – угадал старик его мысли.
Мастер взглянул на него, приходя в себя после созерцания необычного изображения, которое теперь, к счастью, было закрыто рукою дворецкого.
- Уоллфрид, – с дрожью в голосе начал он, – сегодня ночью с тобой… с тобой случился какой-то приступ… и мы подумали, что это…