- В том-то и дело, друзья мои, что это тоже пока невозможно – со скорбью ответил Лайонелл О`Крайтон. – Но очевидно, что сила знака слабеет с каждым годом, ведь временной разрыв между нашими мирами, как я уже сказал, сокращается. Но мы не знаем, что произойдёт, когда промежутки сравняются. Мы либо исчезнем, либо наши миры объединятся. Если бы мы знали, какими знаниями руководствовался Гулл Первый, создавая знак, то могли бы повернуть процесс вспять и благополучно уничтожить источник нашей боли. Но, увы, у нас нет этих знаний, и то, что у вас называют магией, в нашем мире не действует. Да и кто знает, что произошло бы, если б знак был уничтожен. Ведь Гулл Первый основал наше королевство, а уничтоженный знак Первого монарха мог бы повлечь за собой непредсказуемые последствия и обрушить всех нас в бездну, откуда не будет возврата. Поэтому нужно оставить его в покое и подумать, как своими силами предотвратить гибель Гулсена. Возможно, вам поможет мой рассказ о том, из-за чего, вернее, из-за кого я здесь оказался… Вы, наверное, голодны? – вдруг спросил монарх, улыбнувшись. Лорд и слуга смутились, но Лайонелл О`Крайтон уже встал и поспешил наружу. – Сейчас, одну минуту, я принесу вам поесть.
Вернулся монарх с двумя увесистыми, закопчёнными кусками мяса на плоских камнях вместо посуды, и положил это малоаппетитное кушанье перед своими гостями. Уловив их недоумённые взгляды, он развёл руками.
- Простите, но в горах кроме коз и баранов ничего более съедобного не водится. Альбина сама поджаривала мясо, так что не обижайте её, ешьте. Сейчас принесу талой воды.
После того как лорд и дворецкий всё же принялись за трапезу, монарх Гулсена продолжил свой рассказ.
- Когда начались пока ещё мелкие стычки слуг с господами, я не обращал на это особого внимания. Мне и моему соправителю Джеральду Лэнсу докладывали об этом ежедневно, и мне попросту надоедало их выслушивать, тем паче, что ветвь Ансерв – прерогатива Джеральда, и я поручил ему разобраться. Но, как вышло позже, это стало самой страшной моей ошибкой, поскольку через несколько месяцев Джеральд, всегда добрый и мягкий, эталон монаршего дворецкого, изменился до неузнаваемости. Не знаю уж, повлиял ли кто на него, либо он сам оказался взбудоражен этими сообщениями о бунтах, но, как выяснилось, он ничего не сделал для того, чтобы усмирить своих подданных и напомнить им кодекс поведения состоящих в ветви Ансерв. И когда я это понял, у нас с ним состоялся разговор, закончившийся крупной ссорой. Это явилось началом конца. Джеральд с той поры перестал относиться ко мне, как к правителю. Не объясняя причин своего поведения, он жил и правил как хотел, не слушаясь меня ни в чём, и в итоге разрушил и свою ветвь, породив в ней вседозволенность, и самого себя. Отныне слуги могли делать что хотели, наследственная передача обязанностей нарушилась, и любой слуга мог в любой момент бросить своего господина и уйти к другому. В результате меня завалили жалобами мои подданные. Они требовали навести порядок первым делом в верхушке ветви Ансерв, то есть повлиять на Джеральда, потакавшего бунтовщикам, но я уже не мог его контролировать, поэтому мне нечего было ответить тем господам, что жаловались мне. Но однажды, когда я сам осознал масштабы катастрофы, когда начались уже убийства и от рук своего дворецкого серьёзно пострадал один из моих родственников, я вновь вызвал к себе Джеральда (недавно мы прекратили совместное существование, прекратили по моей инициативе, ибо он не желал ни в чём мне подчиняться). Но и на этот раз я не смог его разубедить. По окончании нашего с ним разговора, закончившегося, кстати, вполне мирно, он пригласил меня в зал Первых правителей, где хранились меч Гулла и копьё Сенджамина. Сказав, что сейчас докажет мне, что королевство уже не то, что было раньше, и что система ветвей рухнула на космическом уровне, он взял в руки копьё Сенджамина! Я был поражён: копьё не убило его, более того – оно даже не вспыхнуло. Я спросил его, как он это сделал, на что Джеральд рассмеялся и сказал, что давно уже знает о том, что конец Гулсена неизбежен и никто уже не сможет спасти королевство. Более того, он специально никому не говорил о том, что меч и копьё утратили силы и уже не могут защищать Гулсен. И добавил, что прикасался и к мечу, и сделал это даже раньше, чем притронулся к копью. После этого ужасного открытия я не мог прийти в себя. Мало того, что мой дворецкий прикасался к священным артефактам, он еще посмел притронуться к артефакту противоположной ветви – мечу Гулла Первого! «Да как ты посмел! – вскричал я. – Как ты посмел скрывать такое от своего хозяина!» И случилось ужасное: уже не имея нужды сдерживать свою ненависть после того, как я обо всём узнал, мой Джеральд прокричал: «Ты мне больше не хозяин! Я ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу!!!» Эти страшные слова резанули мне по душе острым клинком, и мне стало дурно. Я осел на землю от этого неожиданного признания, а когда поднял глаза, Джеральд в коридоре командовал страже взять меня. Я вскочил и, схватив меч Гулла, приготовился защищаться. Как оказалось, он заманил меня сюда с целью убить. – Монарх поднял полный боли взгляд на своих собеседников. – Джеральд совершил самое подлое предательство за всю историю Гулсена. Но я нашёл в себе силы сопротивляться солдатам, среди которых были и подкупленные анкраунские подданные. Я в одиночку изрубил мечом своего предка нескольких солдат, – но не до смерти, конечно, – однако они меня скрутили, и если б не Альбина, – он бросил благодарный взгляд на порог пещерки, за которым сидела драконица, – то был бы уже мёртв. Свистнув, я не прождал и десяти секунд: зал Первых правителей был пробит головою моей Альбины, и я, прыгнув ей на шею, вот так, в чём был, и прихватив у одного из сражённых мною солдат шлем, чтобы защитить голову, покинул Гулсенскасл. Но Джеральд не сдался: он послал вдогонку за нами Слэя, своего чёрного дракона.
- Так вот с кем сражалась Альбина, – воскликнул лорд. – Этот Слэй серьёзно поранил её и уничтожил кладку с яйцами.
- Да, она уже рассказала мне, – подтвердил монарх, заставив лорда и слугу удивлённо переглянуться. И пояснил: – Альбина наделена даром читать чужие мысли и передавать их на расстоянии, и научила этому меня. Она принесла меня сюда, и никто из подданных королевства, включая Джеральда, не знает о том, где я сейчас нахожусь. Тогда Слэй не догнал нас, и вот уже несколько месяцев я живу тут. Альбина не даёт мне умереть с голоду, спасибо ей. Я надеялся, что мне помогут, но здесь на мили вокруг ни одного поселения. И я ждал чуда. Больше мне ничего не оставалось. И это чудо произошло. Тогда-то я и вспомнил о знаке Гулла. Хорошо, что Альбина не забыла про меч, который я ей доверил, опасаясь, что со мной он будет в большей опасности, нежели без меня, и спрятала его в своём гнезде. Очень жаль, что яйца погибли, а я так надеялся, что у нас тут будет хоть чуточку веселее с появлением дракончиков… Этот день, друзья, выдался для меня и радостным, и тревожным одновременно. Радостным потому, что знак Гулла отправил вас ко мне, а тревожным потому, что Слэй всё же нашёл Альбину. Значит, он теперь знает, что и я где-то близко, и будет искать – так приказал ему Джеральд. Альбине легче всего спрятаться в горах – в той местности, где она создала гнездо, её выдавал цвет её шкуры, поэтому Слэй с лёгкостью обнаружил её. Я больше не разрешу ей отдаляться от меня так далеко ради её же безопасности… Теперь Слэй под влиянием Джеральда и жаждет уничтожить Альбину, а ведь раньше он жаждал её совсем в ином смысле. Альбина – дважды мать его потомства. Но в этот раз он решил уничтожить своих не рождённых детёнышей. Печально. Джеральд исказил и мышление Слэя, и его душу, и дракон стал таким же, как и его хозяин. Злобным и мстительным. Но я хочу спасти и его, и Джеральда, ведь они не виноваты в том, кем стали, – их подтолкнула их же слабость, и отчасти в этом есть и моя вина, ведь я как господин должен был оберегать своего слугу… – Он помолчал. – То есть я хочу верить, что это не Джеральд связан со знаком Гулла и всё произошедшее – не его рук дело. Я не потерял веру в него и не чувствую сейчас никакой ненависти к нему. Наказывать нужно тех, кто запускает механизм – часовщика, а не шестерёнки. Теперь вы знаете суть проблемы, друзья мои. Но больше, увы, я ничем не могу вам помочь. Вы сами должны выбрать, каким путём пойти в этом лабиринте.