- Тсс, Гарей, – предупредил слугу лорд. – Заходи тихо, без лишнего шума. Он, наверное, спит в другой комнате. Давай тихонько посидим здесь, пока он сам к нам не выйдет.
Они закрыли дверь и сели в кресла возле высокого дубового столика. Как назло, оба кресла тут же предательски заскрипели, да так громко, что лорд, не выдержав, вскочил. А Гарей прямо-таки замер, почти не дыша, чтобы старая мебель вновь не подала голос.
- Вот чёрт, – прошептал Джойс. – Какие же скрипучие у него кресла… Лучше я сяду на стул.
Но он не успел осуществить задуманное: дверь в другую комнату отворилась, и перед призванными предстал пожилой седовласый мужчина. Он, казалось, вовсе не был удивлён появлению у себя дома незваных гостей. Скорее, даже обрадован. Это выразилось в том, что он слабо улыбнулся, отчего в уголках его губ появилась целая сеть мелких морщинок. И в этот момент в Джойсе словно что-то сломалось. Старик глядел лишь на него, и улыбался ему одному, а глаза его цвета утреннего неба проникли лорду в самую душу. Джойс почувствовал, как будто изнутри него поднимается огромная волна чего-то непостижимого, доселе никогда им не испытанного, – чего-то, что всё это время дремало внутри и некому было это в нём пробудить. В глазах этого старика отражалась такая неестественная нежность, такая ласка и доброта, что лорду казалось, будто Скорбящий Калека только его и ждал всё это время к себе, только о нём и думал. С нарастающим восторгом и даже каким-то умопомрачительным восхищением рассматривал Джойс старика. Его руки, плечи, отеческий взгляд, каждую морщинку словно отдельный рассказ о перенесённых горестях, копну белоснежных волос, улыбку – всё это сокрушало его, делало ничтожным, жалким, недостойным… Он был готов встать на колени перед этим человеком и просить у него прощения за то, что так долго не приходил. И неосознанно Джойс сделал шаг вперёд. Затем ещё шаг. Протянул руки – и крепко обнял слегка напуганного гулсенца. Только тогда сознание вернулось к нему, прогнав прочь навеянное подобострастие. Но Джойс не отпускал объятий. И старик тоже не думал отстраняться от незнакомого ему человека. Наоборот, спустя некоторое время он и сам крепко обнял этого молодого человека, по-прежнему улыбаясь. А Джойс, замерев, ощущал, как тревожно бьётся сердце ансервца.
Гарей смотрел на всё это в полном замешательстве. Он не понимал, что произошло с его лордом. Неужели этот Клавдий только что забрал его хозяина, подчинил себе, оставив его, Гарея, без господина? Учитывая то, что в Гулсене может произойти всё что угодно, особенно в теперешнем Гулсене, Гарей решил прекратить это безобразие, и громко позвал:
- Ваша светлость!
Но лишь на третий раз лорд Джойс нехотя отпустил старика и быстро обернулся к дворецкому.
- Что случилось, Гарей? – спросил он слегка обалдело.
- «Что случилось», ваша светлость? – сердито начал Гарей. – «Что случилось»? – повторил он с нарастающей злостью. – И вы ещё спрашиваете! Зачем вы ни с того ни с сего бросились к этому старику, едва только увидели его?! А как же я? Я ведь ваш…
Но тут заговорил Клавдий. Сильно прихрамывая, он подошёл к примолкшему дворецкому и произнёс:
- Простите меня, пожалуйста, но, видите ли, друг мой, я тут ни при чём. В вашем хозяине, как видно, заложен глубокий внутренний потенциал – и во мне тоже. Я интуитивно чувствую таких людей и знаю, когда этот потенциал требует освобождения. Не кляни своего господина за то, что он помог мне. Да, именно помог, я ведь здесь один-одинёшенек… – Он вздохнул. – Я очень одинок, болен, стар и несчастен. И то, что твой хозяин увидел это во мне и понял, что я нуждаюсь в заботе и внимании – не его вина. У него просто очень доброе сердце, а потому уникальное – такой потенциал и такое сердце, ещё ничем не осквернённое, имеют только дети. Поэтому и найти мою хижину могут только они. А вы с хозяином стали исключением из моих правил, поэтому вам и удалось найти её. И у вас обоих большие и добрые сердца, и я уже знаю, кто вы такие и зачем пришли сюда. – Он пошарил рукой, нащупывая кресло, и Джойс тут же помог ему усесться. – Прошу вас, присаживайтесь. Я в вашем полном распоряжении.
Но Гарей продолжал недовольно глядеть на него и на лорда. «Что этот Клавдий себе позволяет? – думал он. – Если у него нет хозяина, то это вовсе не значит, что можно отбирать хозяев у других! Ну ладно, посмотрим, что он нам скажет, а со своим хозяином я после поговорю».
Сев напротив друг друга во всё те же скрипучие кресла, они замолчали. Джойс, смущённый, не решался заговорить первым, ибо был гостем в этом доме, а Гарей, не скрывая своей враждебности, по-прежнему сверлил взором Клавдия. Сам же Клавдий совершенно спокойно переводил взгляд от одного призванного к другому. Казалось, его совершенно не задевает неприязнь дворецкого. Кивнув Джойсу, что, должно быть, означало, что сейчас Скорбящий Калека будет говорить только с ним, Клавдий дружелюбно произнёс:
- Покажи мне то, что прячешь, сэр Бенет. Я должен увидеть это.
Догадавшись, что он имеет в виду, Джойс спохватился и моментально выложил на стол меч Гулла, его знак на дощечке, а также книгу о первых правителях Гулсена, которую он стащил из архива Хью Брендона.
Взгляд Клавдия тут же упал на книгу – меч и знак его почти не заинтересовали, удостоившись лишь мельком его внимательного взгляда.
- Ты читал эту книгу? – тут же спросил он у лорда. Его слова, казалось, вылетали из уст подобно пушечным ядрам – с той же уверенностью, точностью и внезапностью.
- Н-нет, – слегка дрогнувшим голосом ответствовал Джойс. – Нам с Гареем было не до этого, сами понимаете.
- Ну что ж, прекрасно, – отчего-то обрадованно произнёс Клавдий, откинувшись на спинку кресла. – Полагаю, вы пришли ко мне, чтобы отыскать недостающие звенья в той цепи событий, что ковали ваши предки и которую теперь продолжаете ковать вы? – загадочно улыбнулся он.
- Да, что-то вроде того, – подтвердил лорд.
- Ну что ж, – удовлетворённо кивнул Клавдий. – Тогда слушайте. Времени у нас не так много, как хотелось бы – всего лишь пять дней, – «Откуда он это знает?» – подумал Джойс. – Но, я думаю, за эти пять дней ты узнаешь всё, что потребуется тебе и твоему дворецкому для противостояния силам Гулсенскасла. И перво-наперво я поведаю вам о том, что случилось с нами и с вами много десятилетий назад, а также, – он глянул на книгу о первых правителях и на знак Гулла, – о твоём происхождении, сэр Бенет.
Джойс вытаращил глаза и хотел было что-то сказать, но Клавдий жестом остановил его.
- Не спеши, молодой господин. Сперва дай мне рассказать всё по-порядку, а уж потом можешь задавать мне любые вопросы. Итак, – начал он, налив из графина на столе своим гостям и себе подслащённой воды, – история нынешних бед королевства уходит своими корнями в недалёкое прошлое земного мира. Ни вы, сэр Бенет, ни ты, Гарей Олдвин Кимберли, разумеется, не помните этих времён, и даже ваши родители не помнили. Тому есть вполне объяснимые причины, но о них позже. Я уверен, что вы оба знаете, кто такие были демосы. – Призванные кивнули. – И примерно догадываетесь, кто их сверг. Так вот, сейчас я назову вам их имена. Это были земные люди, вставшие во главе армии Гулсена, и звали их Найлз Стюарт и Винсент Ланкастер. Видите ли, в то время, как в вашей стране господствовала тирания демосов, в нашем королевстве также царил хаос – правда, гораздо более ужасный, чем сейчас: нас захватили звероиды – пришельцы из чужого параллельного мира. Но Великий Фреммор и в тот раз не оставил нас наедине со своей бедою: одному из ансервцев удалось проникнуть в Англию через случайно обнаруженный портал. Он и его господин бежали из дворца Гулсенскасл, прихватив с собою меч Гулла и копьё Сенджамина, а также два яйца – драконье и грифонье. Но его хозяина успели схватить звероиды, и дворецкий посчитал его погибшим. Находясь в Англии, он вскоре встретил Найлза и передал ему копьё, а также одно из яиц – грифонье. Найлз поклялся сберечь эти дары и вновь прийти к месту образования портала, но на следующий день портал этот был уничтожен…
Джойс и Гарей внимательно слушали рассказ Клавдия. Оказывается, они многого не знали о собственной истории, что было совершенно немыслимо, почему власти стали скрывать этот факт, а ведь прошло уже более ста лет после тех событий, как оказалось, незаслуженно забытых историками и народом. А Клавдий между тем добрался до самого конца своего повествования. И оба призванных, наконец, узнали причину, по которой слава их предков была позабыта.