Арсент мёртв. Королевство Гулсен покорено наполовину, поражено в самое сердце. Флёр сумела поставить страну на одно колено, а значит, вскоре поставит и на другое.
«Нет, это не должно случиться!» – вдруг закричало что-то внутри Джереми. Его душа или разум? Или и то и другое вместе?
Граф вскочил и, не сказав Дорнтону ни слова, бросился к выходу.
Он должен найти монарха! Найти, чтобы суметь спасти королевство от неминуемой гибели.
Представляя себе, что в данный момент происходит с Джастином, Джереми тем не менее решил не откладывать своё намерение. Он понимал монарха, ибо сам не раз заглядывал в будущее и представлял себе во всех деталях тот день, когда его преданный Дорнтон навсегда покинет своего хозяина. И тогда граф погружался в вызванное собственным воображением горе с настоящими, неподдельными слезами, и оплакивал живого старика, пока не вспоминал, что это ещё не произошло, а просто-напросто надумано им. И стыдился своих глупых слёз, утирая их у себя в спальне. Однако после этого ему становилось легче, и вся тревога исчезала куда-то на время. Своё поведение Джереми обозначал как «подготовка к неизбежному», и вскоре стал относиться к таким проявлениям фантазии спокойно и как естественную тревогу за жизнь близкого ему человека. Правда, Дорнтону про это не говорил, когда тот случайно заставал господина в слезах и встревоженно спрашивал, отчего он плачет. И вот теперь не придуманное, а настоящее горе случилось рядом с ним, с теми людьми, к которым граф и слуга стали относиться уже как к своим соратникам и даже друзьям, несмотря на существенные различия между ними в классовой иерархии.
Со всех ног мчась по коридорам, молодой граф лихорадочно соображал, где же сейчас может находиться монарх и как помочь ему пережить своё горе, ведь на кону ещё одно сражение с грифонами, а если правитель королевства не будет твёрд и решителен, какое бы горе его ни постигло, он обязан ради сохранения Гулсена взять себя в руки и быстро оправиться от случившегося, иначе война будет проиграна, не успев начаться.
Граф добежал до развилки в конце коридора и тут остановился. Он не знал, куда бежать дальше, и, кажется, заблудился. С проклятьями он пнул стену, но тут его кто-то позвал.
Джереми обернулся и увидел нагоняющего его Дорнтона.
- Сэр… – задыхаясь, выпалил он, добежав до хозяина и из последних сил опираясь на его плечи. – Куда же вы… так… бежали?.. Мне… за вами… было не угнаться…
- Я не знаю этого замка, Дорнтон, – не оборачиваясь, растерянно сообщил ему Джереми. – Мне необходимо найти его величество, немедленно.
В ответ на эти слова дворецкий так крепко стиснул его плечи, что Джереми вскрикнул и обернулся. Он увидел перед собой в полумраке даже не лицо Дорнтона, а лишь его глаза, и глаза эти были наполнены ужасом.
- Что вы, сэр, что вы, ни в коем случае! – завопил он в лицо графу в неподдельном страхе. – Правитель в большом горе, и трогать его сейчас – это всё равно, что пытаться незаметно подползти к раненому льву! Пойдёмте лучше назад, сэр, в наши комнаты, я проведу вас…
Старик осторожно, но настойчиво потянул графа за рукав, но Джереми отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
- Если ты не хочешь показать мне дорогу к покоям монарха, Дорнтон, – угрожающе спокойно начал он, – что ж, дело твоё правое. Но в таком случае я…
Дорнтон не дал графу закончить речь, поскольку знал, что ответит Джереми. А услышать самые страшные для себя слова он не хотел, потому что когда его хозяин начинал употреблять фразу «в таком случае», это всегда грозило неминуемой катастрофой для старого слуги. Когда-то не так давно Джереми предупредил Дорнтона, что если он, граф, руководствуясь своими убеждениями принять то или иное решение, абсолютно уверен в этом и предугадывает даже мнение об этом Дорнтона и его реакцию на сие решение, последний ни в коем случае не должен ему возражать и отговаривать от этого действия, иначе граф совершит в наказание за неповиновение ему Дорнтона то, что окажется самым жестоким (но справедливым, как считал Джереми) наказанием за сие неповиновение. Конец этой фразы Дорнтон знал, но не желал бы услышать никогда. К счастью, молодой граф произносил, – вернее, хотел произнести, – эту фразу очень редко, и Дорнтону, как мы уже знаем, удавалось отговаривать его от нежелательных действий в большинстве случаев, как это было с затонувшей лодчонкой. Однако если дело доходило до злосчастной фразы, Дорнтон повиновался беспрекословно, целиком и полностью полагаясь на то, что решение графа здраво и не требует его вмешательства, которого старик не мог совершить, скованный обещанием подчиниться. Вот и сейчас, едва заслышав до боли знакомые ему слова и соответствующий им тон, Дорнтон инстинктивно поспешил оборвать речь своего господина.
- Нет, сэр, не надо, не надо продолжать! – затрепетал старик. – Всё что угодно, говорите всё что угодно, ругайте меня, бейте меня, но не убивайте меня этой фразой! Простите меня, сэр, простите! Но, видит Небо, если б я знал, где он сейчас, я бы провёл вас к нему, сэр, сию же секунду. Но… – он вдруг заплакал. – Я не знаю этого, ведь то Ансерв, и его королевскому величеству здесь не место…
Джереми примирительно вздохнул и улыбнулся.
- Это ты прости меня, Дорнтон… Что же я делаю! Ищу иголку в стоге сена… Постой-ка, – встрепенулся он вдруг. – Дорнтон! Я, кажется, знаю, где он! Скажи-ка мне: у Арсента был свой кабинет?
Дорнтон, просияв, закивал, и, восторженный сообразительностью господина, метнулся вправо, где наверх вела большая винтовая лестница.
- Скорее, сэр! – позвал он.
Джереми помчался вслед за дворецким. Однако в конце подъёма на небольшой площадке их встретили вооружённые копьями слуги – воины Ансерва, облачённые в лёгкие доспехи, и граф увидел, что они стоят прямо перед большой массивной дверью в сине-голубых тонах, отделанную сапфирами и другими драгоценными камнями, серебряной резьбой в виде цветов и стеблей, и с гербом Ансерва – пепельно-чёрным псом, застывшим в прыжке.
- Сюда нельзя! – довольно грозно, как показалось Джереми, произнёс один из слуг.
- Я понимаю, – спокойно начал Джереми, – но нам необходимо срочно поговорить с монархом. Поймите, это очень важно – на карту поставлена судьба королевства!
- Мы и без вас это знаем, – сухо отозвался второй слуга.
- Почему… почему вы так с нами разговариваете? – опешил граф. – Мы не понимаем.
- Зато МЫ понимаем, – угрожающе сделал шаг вперёд первый стражник. – Понимаем, что вы натворили!
- Что… – молодой граф потерял дар речи. – Что вы такое говорите?!
Дорнтон поспешил оттащить хозяина в сторону.
- Идёмте назад, сэр, – боязливо косясь на своих соратников по службе, попросил он. – Здесь нам явно не рады.
Словно бы в подтверждении его слов оба стражника скрестили копья.
- Нет! – внезапно выкрикнул граф, вырвавшись из рук Дорнтона и кинувшись к дверям. – Ваше величество! Это я, Джереми! Мне нужно поговорить с вами! Пожалуйста, ваше величество!
Острия копий в мгновение ока мелькнули перед его глазами, и Джереми чудом не напоролся на их ощетинившиеся жала, вовремя затормозив. Дорнтон вскрикнул и кинулся к нему, ни на шутку испугавшись того, что Джереми чуть не погиб сейчас из-за своего упрямства.
- Сэр, вы целы? – осматривая графа со всех сторон, пролепетал испуганный старик, и, убедившись, что всё в порядке, тут же схватил его за плечи, пытаясь повернуть назад. – Пойдёмте, сэр, это бесполезно, уверяю вас. Они не пропустят туда никого, даже Великого Фреммора…
Джереми тяжело дышал, то ли от испуга, то ли от ярости. И вдруг он громко закричал, впрочем, не вырываясь уже из рук Дорнтона. Закричал, обращаясь не к стражам, а к монарху, испепеляя взглядом наглухо закрытые двери кабинета Арсента. И то, с какими словами он обратился к монарху, заставило и стражников, и Дорнтона подумать, что вот сейчас глава королевства вылетит оттуда и разорвёт молодого графа на кусочки за такую наглость.