- Да тише ты. Оглобля. Нету ничего.
- Жалко. Живот так подвело у меня. Все внутри, прям, сосет и печет внутри, вот здеся. - Длинный, нескладный парень помолчал, сорвал листик с куста, за которым укрывался, да так, что куст затрясся, как припадочный, перевернулся на спину и продолжил:
- Как же жрать охота. Жмеря, а ты пироги с зайчатиной ел?
- Да. Ел. Давно. - Недовольно пробурчал коротышка, лежащий за два шага от Оглобли. - Чего ты разорался на весь лес?
- Так ведь - жрать же охота, сил нет как. - Оба помолчали немного. Длинный не выдержал, выплюнул лист. - Тьфу. Горькая, собака.
- Жмеря. А ты не знаешь, нас сегодня кормить-то будут или нет?
- Да, помолчи ты. Будут. - «В следующий раз пусть кто-то другой с этой оглоблей сидит. Все только о жрачке своей и думает. Еще и о бабах думает. А что убить могут, не думает. Бестолочь».
- Это хорошо, что будут. А чем - не знаешь?
- Да, чем же еще, как не толокном с мясом? Больше же ничего и нет. Если ты, Оглобля, не замолчишь, я про тебя атаману скажу. А атаман тебя жрачки лишит. Навсегда. Договоришься ты у меня.
- А ты меня атаманом не пугай. Я тебе по голове дам, вот и все. Ты после этого, только мычать и сможешь, а говорить уже нет. Хочешь по голове, Жмеря?
Жмеря благоразумно промолчал. Оглоблю так прозвали не случайно. За дело прозвали. Было за что.
- А мясо седня от кого будет, не знашь?
- Да тихо ты. Кажись, едет кто-то.
- Ну, пущай себе едет. Может, тама, и бабы будут. А может, и пожрать что найдется. Хорошо бы. А то голодному воевать неохота совсем. Не боись, Жмеря. Тама, на всех жрачки хватит.
Жмерю перекосило, но он снова промолчал. А атаману, все едино шепнуть надо будет. Только, чтоб не видел никто. Он приподнялся, сложил руки ковшиком перед губами и дунул. «Чак-Чак». Приложил к уху руку лодочкой, прислушался, услышал отдаленное «чак-чак», кивнул головой непонятно кому и затаился, сжимая во внезапно вспотевшей ладони топор.
_
Собаки не лают, караван пылит себе потихоньку, я так сильно задумался, что ненароком задремал. И снилось мне, как меня бьют ногами по животу, да приговаривают: ты куда нас послал, а? ты кого послал? Ты чем думал, дядя? Спросонья я сразу и не разобрал, что это меня Федя трясет:
- Дяденька, дяденька-а. Проснись, пожалуйста. Там в лесу люди какие-то. Проснись! Там их много.
- Где?
- Да, вон там, в лесу. - Федя махнул рукой в сторону леса, куда вот-вот должны были втянуться возы.
- Гайда! - Я дождался от Гайды взгляда, а затем поднял руку растопыренной пятерней вверх, сжал ее в кулак и указательным пальцем сделал круг, и ткнул в землю перед собой.
- Остановка! Телеги в круг! Пошевеливайсь! Парни - строго! Внимательно! Все! - Прокричал команды и побежал ко мне. Места в караване все давно распределены, каждый знает, что и куда, все команды давным-давно известны, не первый год вместе, хотя... «Игра». А если игра, то и все может быть не так, как видится.
- Что случилось? - Это Гайда. Беспокоится. Я кивнул на Федю.
- Люди в лесу сидят, ждут чего-то. - Гайда задумчиво оглядел Федю, потом посмотрел вопросительно на меня и поднял брови. «Мол, ты ему настолько доверяешь? Нет, Гайда, я и сам себе теперь не доверяю. Но - проверить, все же, надо». Гайда едва заметно кивнул и деловито спросил:
- Давно ты их заметил, бард?
- Да, нет. Я случайно на карту посмотрел и увидел. Сразу же будить стал. А вдруг - разбойники? А давайте я вам сыграю что-нибудь, на всякий случай? - уморительный парень. Ага. Только музыки с танцами и не хватает.
- Ну, сыграй. Послушаем. Хорошая музыка в любом деле - помощь. Пока Гайда щит свой найдет. Ты иди, Гайда, иди. - Это я смеюсь. У него на каждой телеге по щиту, а то и по два. Запасливый, что твой бурундук. - На, возьми бандурину и играй.
Федя бандурину взял и стал ее вертеть по-разному. То так повернет, то эдак, словно и видит в первый раз, и не играл до этого никогда. Я же говорю - уморительный парень. Бард, одним словом. «Хмм. Кха. Кха». Гайда вернулся быстро и с двумя щитами и только увидел Федю с бандуриной в руках, сразу же заперхал, затрясься весь, да покраснел. Никакого тебе такта и уважения. Федя подозрительно посмотрел на багровое от натуги лицо Гайда и бзинькнул по струнам, да так ловко и звонко, что пришлось мне глаза прикрыть, да губу прикусить, чтоб не рассмеяться ненароком. «Талант». А Гайда, тот сразу же заржал. Во весь голос. Что с него взять? Человек-то военный, грубый и простой. Все бы ему повеселиться, да повоевать в охотку. Федя бзинькнул еще раз, а потом враз погрустнел как-то и говорит:
- Что-то не получается у меня эта музыка. Может на следующем уровне получится, не знаю. Я потом еще раз попробую, ладно?
Тут уже и мне не удалось удержаться. Я успел ему кивнуть ободряюще и улыбнуться, перед тем как отвернуться. Хмыкнул пару раз, на телегу глядючи, каюсь. А десятник под телегу весь заполз зачем-то. Вместе со щитами своими дубовыми. Колесо проверять полез, что ли? Не знаю, только телега затряслась вся, да завыл кто-то зычно и страшно. Собаку, что ли, прищемило какую? Тут и волы замычали от страха. А и как не замычать, если из-под телеги голоса нечеловеческие слышатся?