Федя тоже не сидит без дела. Отнюдь. «Прокачивается». По мне то, чем он занимался все это время, называется по-другому. Но, как бы там, ни было, «два уровня» он «уже поднял». Весь караван внимательно следит за «нашим бардом». Федя выпросил запасной лук у Кривого и старый нож у Гайда, и «прокачивается», занимаясь тотальным отстрелом сусликов, с последующим их свежеванием. Наши собачки его просто «боготворят», бегут к нему охотнее и радостнее, чем к кому бы то ни было. С высунутым языком и преданностью в глазах «наша щедрая хозяина». Потому что все, что остается после «свежевания» достается им, собакам.
Вообще, мне кажется, что суслики, чем-то неуловимым напоминают нашему Феде белок. А белок Федя по-настоящему не любит. Люто не любит. Самозабвенно. Поэтому сусликам остается только посочувствовать.
Странным образом Федя крепко подружился с Гайда. Они даже вместе спят под одной и той же телегой. У Кривого. Нет, сначала мы все вместе разместились в моем фургоне, но после первой своей бессонной ночи, я от них решил избавится. Это их сильное сочетание могучего храпа простуженного дракона и тоненького, стайного, комариного свиста оказалось для меня непереносимым. Оба совершенно спокойно игнорировали лошадиные дозы нюхательного перца, плевать хотели на свои вонючие портянки и тычки пальцев под ребра. Я довольно быстро осознал, что могу лишиться товарищей, поэтому решение мое отвердело и разрушению не поддалось. Я выпнул их и не стал слушать ни оправданий, ни уверений, ни жалоб. Так они оказались под телегой у Кривого. Там они и храпят все вместе. Думаю, что то, что на нас хищники не обратили до сих пор внимание, это целиком и полностью их заслуга. Другое дело, что звук проходит во все стороны и караван тоже страдает. Но плата за спокойствие не так уж и велика. Потерпим. Иной раз кажется, что хищники зло меньшее, но днем, поразмыслив, понимаешь, что это все же, не так. Хищники опаснее.
А еще они здорово за это время «спелись», наши караванные трубодуры. Что у одного нет ни слуха, ни голоса, что второму медведь все на свете оттоптал, за то полным-полно желания и упрямства. Гайда за почти восемь месяцев успел разучить пару мелодий и с грехом пополам может их сыграть. Федя энергично осваивает уже известные Гайда композиции, а вместе они разучивают третью. Это нужно видеть, как один кричит на другого во время учебы, а тот, в свою очередь, раз за разом, умудряется переврать три звука из четырех, при этом уверяя, что все сыграл правильно.
Уши вянут в буквальном смысле от этих кошачьих концертов. Но и пользы - много. Дорога длинная, пыльная, пустынная. Волы идут размеренно, но очень неторопливо. Телеги скрипят, солнце припекает, и поневоле впадаешь в дремотное состояние. А вот это уже очень опасно. Поэтому, Федя для каравана очень «правильный» человек. Не дает расслабиться.
- Фе-е-дя-я!
- Че-е-го-о?
- Подь сюды-ы! Я, кажись, сусликов виде-ел! Во-он та-ам оне сидя-ат!
Федя хватает лук со стрелами и подрывается «мочить» сусликов. Крадется, маскируется, ищет.
- Кажись, ошибся я маленько. Прости, Федя, глаза уже не те совсем стали. Чего ты так сусликов-то не любишь?
- Мне для «кача» нужно и собаки голодные, - бурчит обиженный Федя. - А вы играетесь. Нехорошо.
- Прости. Ты бы сыграл чего, потешил бы душу?!
- Да вы же сами всегда ругаетесь на нас, когда мы репетируем.
- Так не со зла же?! Любя! Сыграй! Так продирает, аж слезы текут. А я, кажись, простудилмся мало-мало. Вот и полечишь. Давай, Федь. Чего тебе стоит?
- Да ну вас! Потом! Некогда мне. Мне в реал надо.
В реал - это серьезно. Ляжет Федя в телеге и привет. Не-то труп уже, не-то спит бездыханно. Но я нашел точный знак: носом рулады не выводит, значит в «реале», как засвистел наш соловей - спит.
- Не тронь мальца! Я вместо него сыграю тебе сейчас! Так сыграю, что про все свои болезни враз забудешь, губошлеп. За дорогой смотри, Зоркий Глаз! - это уже Гайда. За друга заступается. Смешные они. Ну, а то, что вместе они страшная сила, я уже говорил.