- Опытнее... Ну на месяц раньше вас стала заниматься экстрасенсорикой, и что? - вздохнула Аня.
- Слушай, а ты как туда попала? - неожиданно поинтересовалась Оля. И в самом деле, об этом ребята почему-то не знали. Не было раньше интереса, что ли?
- Да у нас тетка на факультете работает, вот она курсы бесплатные для студентов и открыла. Правда, желающих мало было. Со всего корпуса - человек пять. Трое потом, тоже ушли, но она не расстраивалась. Потому что этим, как она говорила, только избранные могли заниматься! - безо всякой иронии, спокойно глядя в окно на темнеющие пейзажи, произнесла Аня.
- Значит, мы избранные? - покосился на нее Мишка.
- Значит, избранные... - равнодушно ответила Аня, не отводя взгляда от проплывающих у дороги деревьев.
- Интересно, кем? - поинтересовался Лешка, которому такой выбор не очень нравился.
- Вы потише, народ вокруг... - остерегла их всегда осторожная и аккуратная Оля.
- Да я "зеркало" повесила, для вагона мы уже спим! - успокоила ее Анюта.
- Понятно... А что все-таки с функциями? Леха, может, ты знаешь, ты же историк! Ну, там диверсионные группы, все такое! - Мишке, с его легким и живым характером, было все интересно и жутко романтично.
- Ой, да откуда я знаю? - поморщился Лешка, у которого настроение было хуже. Сказывалось приближение темноты:
- Во-первых, историю Второй мировой мы еще не изучали, у нас сейчас второй период Нового времени по курсу зарубежки. А во-вторых, когда мы доберемся до войны, то будем изучать ее экономические предпосылки и последствия, а сами сражения пройдут мимо. В крайнем случае, - Брест, Москва, Сталинград, Курск, десять сталинских ударов и Берлин. И все. Причем, в общих чертах. Ты знаешь, как нас учат? Я вот вам расскажу один случай. На прошлой сессии мы сдавали экзамен по истории Нового времени, часть первая. И мне достается вопрос - "Национально-освободительное движение в Австро-венгерской империи сороковых годов девятнадцатого века". Я сижу и туплю. По Пруссии еще рассказал бы, по Франции тоже. А Австро-Венгрию не помню, хоть убей. Отпрашиваюсь в туалет. Меня доцент выпустил, как ни странно. Я мчусь в туалет, выдираю из старого своего учебника страницы. Он, все равно, списанный уже. Потом быстренько возвращаюсь, и начинаю аккуратно списывать. А там блин, такая фигня... "Ублюдочная австро-венгерская демократия нанесла подлый удар в спину рождающемуся национально-освободительному движению венгров и славян в дряхлой монархии". Ну или почти так, сейчас уже дословно не помню. И все!! Весь параграф! Никаких подробностей и фамилий! А доцент нам весь семестр на лекциях только о Кубе и рассказывал, как он туда в командировку скатался. Ну и что, выдал ему эту фразу и молчу. И он молчит. Потом говорит: "У вас все?" Я киваю, и понимаю, что все, звездец, завалил экзамен. И он мне молча ставит "Хорошо"! И вы думаете, нас учили составу десантных или диверсионных подразделений? - с тоскливой интонацией старого одессита закончил Лешка свой монолог.
- Ну, все-таки, кто-то же там должен быть? - не отставал Мишка.
- Командир, он принимает решения и отчитывается перед командованием. - Включилась Оля.
- Еще радист. Он осуществляет связь. И медик само собой. - Начал сам соображать Мишка.
- Если это диверсионная группа, я бы еще сапера назначила. Или минера, уж не знаю как правильно. - Добавила Анюта.
- Эх, еще снайпера бы. - Мечтательно вздохнул Миша.
- Угу. И бронебойщика... - мрачно пошутил Леха. Он вспомнил ощущение непреодолимой и равнодушной, словно немецкий танк силы и поежился. А по спине пробежали мурашки.
- Ой, да ладно тебе подкалывать... - Махнул рукой на него Мишка.
- Медиком явно будет Ольга. У нее руки самые... - Лешка замялся, подбирая слово.
- Ласковые - засмеялась Анька. - Что стесняешься?
- Чур, я сапером! - поднял руку Мишка. - У меня, знаете какая чувствительность хорошая? Давайте, вы с Олькой "мышонка" спрячете в купе, или нет, лучше в вагоне подвесите, а я его найду со второй попытки! Мы пока покурить с Лешкой сходим!
"Мышонком" - в просторечии - в кружке называли сгусток энергии, который обычно передавали из рук в руки для развития сензитивности начинающие экстрасенсы.
- Со второй, как же... - фыркнул Леха. - У сапера право только на одну ошибку!
- Нет, на две! - заупрямился Мишка. - У меня дед сапером воевал. Первая ошибка, когда он профессию выбирает!
- Серьезно? Так ты уже сейчас ее совершаешь! - улыбнулась Оля.
- Еще как серьезно... Все равно больше не кому! - вздохнул Мишка.
- Ну и все значит. Осталось радиста выбрать. - Оля с Мишкой серьезно посмотрели на Аню и Алексея. Причем, все понимали, что дело не в радисте.
С одной стороны, Леха понимал, что Анька все-таки опытнее в этих делах. Вон и "зеркало" догадалась повесить на купе. С другой стороны на девчонку такую ношу взвешивать... Сейчас шутки шутками, а придет момент и от решения Командира будут зависеть их жизни.
- Давайте-ка так. - Он помолчал немного и продолжил. - Мы все зависим друг от друга. Решения будем принимать сообща. Пока тихо. Если бой или что такое... Всем слушать меня и без споров. Во время пожара думать вредно. Прыгать надо. А связь... Ну Анька будет держать. Согласны?
Вместо ответа Мишка положил на стол два пальца. А за ним тоже, почти одновременно, сделали и девчонки.
- Значит, согласны. - И, тяжко вздохнув, Лешка тоже бросил пальцы на стол. Прям три мушкетера. То есть два.
- Почему два? - удивленно поднял брови Мишка.
- Два мушкетера и две мушкетерки. - улыбнулся Лешка.- Н вот вам и первый приказ. Всем спать. Завтра подъем в пять утра. В шесть выходим и нас встречают.
- Слышь, Командир, может, споешь нам пару колыбельных? - и Мишка кивнул на гитару.
- Можно и спеть... - Лешка с удовольствием взял с верхней полки отдыхавшую там гитару и...
Ну что и? Ну и запел. И начал, с той самой лауреатской колыбельной, которая так не нравилась судьям...
Из дырявых облаков легкой лодочкой
Месяц вышел посмотреть на весну.
Вот заря свернулась рыжею кошечкой -
Осторожно, не ступи на тишину!
Спит собака за забором в будке,
Снится ей большой лохматый пес.
Спит забор настороженно и чутко,
Ему сниться как тополем он рос.
Спят набухшие почки деревьев
У них еще вся жизнь впереди...
Спят дрова в поленнице за елью
И бормочут во сне: "Не уходи!"
Спит троллейбус шевеля усами,
Как огромный старый добрый жук.
Ему сниться как провода убрали -
Он стал свободен и улетел на юг
Легкой дымкой деревья закутаны...
Чуть прозрачен нейлоновый туман...
Нырнул месяц в облако уютное...
Заворчал во сне океан...
А потом полились обычные туристские песни: непременную "Как тесен мир плацкартного купе" Гейнца и Данилова, и обязательную "Спят ежата, спят мышата" Суханова, и вечную "Голову" Ланцберга, и неизбежную, но известную только в Кирове, "Спать пора" его однокурсника Лехи Винокурова. Странное дело, и стихи-то в этой песне простенькие: "Спать пора, спать пора! Я пришел перед сном сказать, что люблю тебя...". Но глубокий, в меру хрипловатый голос Вини, помноженный на блюзовую пронзающую сексуальность мелодии, ласково скользили по ушам девчонок, так что песня была во много сильнее самого эффективного "бабоукладчика" - бутылки поддельного шампанского "Иве РошеР". Вот и сейчас, глаза Оли затуманились романтичной, одной ей известной по кому поволокой, Аня же делала вид, что пыталась что-то разглядеть в уже непроницаемой темноте грязного окна трясущегося вагона.
И родилось такое ощущение, что они были в обычном походе, как всегда - завтра прямо из вагона в горы.
И надорвалось это ощущение только поздно ночью, когда пассажиры уже видели сны, как они выходят на перрон, а проводник - как на пенсию.
Леха проснулся от непонятного странного толчка.
Оказалось, что это Мишка.
Он приложил палец к губам и ладонь к сердцу - типа молчи и там и тут!
Лешка только мигнул - все понял!