И вот еще - он не делил людей на плохих и хороших, проститутка и налоговый полицейский - вот его друзья. И даже пресловутых фарисеев он прощает, "ибо не ведают они, что творят". И даже убийца в самый последний момент перед смертью получает свое прощение и вместе с Христом шагает в вечность.
Простит ли Христос его - бесноватого убийцу, сквернослова и блудника, святотатца и колдуна?
Душа Лешкина взволновалась неведомой дотоле смесью чувств - надежды на прощение и страха, что эта надежда беспочвенна. Не он ли то дерево худое и бесплодное?
Он вновь открыл Евангелие и вновь прочитал: "...И не введи мя во искушение, но избави мя от лукавого!"
И мысль его взмолилась: "Господи, Ты изгонял бесов, без позволения твоего они и шагу ступить не смели! Избавь и меня от них! Прости меня, Господи! Почему же ты оставил меня, тварь убогую, тобою сотворенную, в час бессилия моего, в час тоски моей смертной, в час темный, час отчаянный? Что же ты не говоришь со мной, Господи? Где же Любовь Твоя к твари, Тобой же сотворенной? Ответь же мне, покарай же меня..."
И не разверзлись в ответ небеса, и не хлынули хляби, и никто не пришел за ним.
Лишь скрипнуло где-то весло ковчега Ноева...
"Ответь же мне, Господи, услышь меня, Господи, верни меня..."
И бежал он душою своею прочь от тела своего. И металась душа его по жизни своей, по городу своему.
Вот видел он себя младенцем и юношей.
Вот узнал он себя мужем и старцем.
Вот грех его был, вот стыд его, вот покаяние.
Вот печаль его расплескалась по небу, вот счастье его идет по земле.
Вот свет души его, вот грязь.
Нет же, нет...
И сколько веков тот Суд Страшный шел?
Вот он - я. А вот он - Ты.
Суди же меня, Господи за дела мои.
Трижды по три он блуждал в впотьмах небытия, ужасаясь бледным теням своей памяти. И, когда свет тьму вдруг эту разорвал - он ринулся навстречу ему, жаждущий избавления от себя самого.
Потерявшийся в сумраке бытия. Ненужный себе, к кому ты сейчас пойдешь?
И сказал ему Голос, молчавший до тех пор, и горы качнулись от Голоса того, и звери небывшие никогда, преклонили головы свои пред Голосом тем:
- ...Где же найти Мне тебя, сын Мой непокорливый?
Где Мне ждать тебя, руки умывший?
Где встретиться нам, отчаявший себя?...
И расцвел свет над землей. И посмотрел он на мир, и увидел он.
С раскаленного неба падал дождь.
То плакали ангелы...
И пал на колени человек, и слезы закапали на следы его, и заботы его растворились в синем воздухе, и лег крест на плечи его...
...Кто-то отер пот с его лба. Лешка открыл глаза и увидел склонившегося над ним улыбчивого, по обыкновению глазами, отца Геронтия:
- Что? Уснул страдалец?
- Наверное... - пожал плечами студент. - Я не знаю. Не могу сказать.
- Ну и не говори. - Легко сказал батюшка. - Почитал?
- Почитал.
- Все ли понял?
- Нет. Не все. Но хотел бы. - Студент с трудом, но все же сел на кровати.
- А что не понятно-то? - священник сел рядом на старую табуретку и внимательно стал слушать Лешку.
- Ну вот, например, почему о детстве Христа ничего не написано?
- Как это не написано? А Рождество Его, а бегство в Египет, а беседа Его в Храме Иерусалимском, в двенадцатилетнем возрасте? Впрочем, это у Луки, ты не читал еще.
- Так это так, фрагменты. А в целом ничего нет.
- Ишь ты... А зачем? Это ж не биографическая книжица какая, а Благая Весть о том, что человеку полезно, а что нет.
- Нам в институте говорили, что это доказательство того, что Христа не существовало?
- Так для атеистов хоть какие доказательства приведи, они все равно не примут Христа. - Махнул отец Геронтий рукой. - Не хотят они видят, так им беда. Не тебе. А так, по их словам, и Аристотеля не существовало, и Платона, тем паче Сократа. И даже Юлия Цезаря. Просто не принято тогда было о детстве писать, если хочешь - это литературный стиль того времени.
- Я вот еще слышал, что Христос воспитывался не то в Индии у йогов, не то у египетских жрецов, которые ему тайные знания передавали.
- Сам-то подумай, чего ляпнул! - укоризненно посмотрел на Лешку священник. - Ты как себе представляешь, чтобы старик, женщина и ребенок через пылающие границы Римской империи пройти, потом через могущественную Парфянскую державу, а потом еще и через княжества Индии, где через одного раджи своему сатане-Шиве поклонялись? Их бы либо в рабство, либо на идольский жертвенник...
- Но ведь Христос - Бог! Ему же все возможно! Мог бы сразу - раз и в Индии!
- А если Он Бог, то чему Его йоги научить могли? Да и какие еще тайные знания? Сказано же Им - кто зажженный светильник под кровать прячет? Наоборот, выносят его, чтоб всем видно было. А прячут сей свет те, кому Христос страшен.
- А нам вот в кружке биоэнергетики говорили...
- Ох ты! - всплеснул руками отец Геронтий. - Так ты что, чародейством занимался?
- Было дело... - нехотя сознался Лешка. - Бросил уже.
- Случилось что?
- Случилось, отец Геронтий. Очень даже случилось.
- Рассказывай, отрок! - сурово молвил отче, нахмуривший свои лохматые, седые брови.
И Лешка сбивчиво, прыгая с мысли на мысль, но стараясь не утаивать ничего, начал свой рассказ.
Говорил он долго, стараясь не упустить самую мельчайшую деталь своих блужданий.
И когда дошел до финала, понимая, что еще далеко он не дописан, то спросил священника:
- Отец Геронтий! Я одержим, да?
Вместо ответа тот встал и набрал полный рот воды из полулитровой бутылки, стоявшей под иконостасом. А потом подошел к кровати, где лежал студент и неожиданно фыркнул холодной водой прямо в лицо Лешке.
Тот оторопел и ничего не смог сказать, как рыба, открывая и закрывая рот.
- Ну и что? - буднично, будто бы ничего не произошло, спросил батюшка.
- Ну и ничего... - недоуменно ответил Лешка, утирая лицо. - А что должно быть?
- Кабы ты, отрок, одержим был, так сейчас орал бы как от ожога, завертелся бы и закружился бы бес в тебе. Я таких еще по молодости в Лавре насмотрелся. Да и Святое Евангелие в руки бы ты не смог взять. - Ответил ему отец Геронтий.
- Значит во мне беса нет? - тонким голосом, ровно ребенок спросил Лешка.
- В тебе нет. Но рядом с тобой есть.
- А как же мне быть?
Отец Геронтий помолчал, а потом спросил Лешку:
-Ты в Бога-то веруешь, язычник?
- Чего это язычник-то? - возмутился студент.
- Как это чего? Ты чем в пасхальную ночь занимался? Демона вызывал? Заклинания сочинял?
- В какую еще ночь?
- Вот невежда, прости Господи! Та ночь, с тридцатого апреля на первое мая, была ночью с Великой субботы на Великое Воскресение. Светлое Христово Воскресение. Понимаешь?
- А нам говорили, что это древний праздник жизни и что в эту ночь человеку открывается астральный мир...
- Ох и набрался ты терминов! Астральный мир... праздник жизни - это точно. Так и надо благодарить Того, Кто эту жизнь тебе дал, а не скакать, как ведьма в Вальпургиеву ночь.
- Вальпургиеву?
- Ты и этого не знал? - всплеснул руками священник. - Чему же вас в институтах учат? Ночь с тридцатого апреля на первое мая - Вальпургиева ночь. В Средние Века, у католиков, считалось, что ведьмы устраивают шабаш на горе Броккен. Наши сатанисты переняли эту традицию. А уж такая ночь да перед Пасхой... Осквернить шабашем надо обязательно! Ты слышал, что в Оптиной пустыне недавно сатанист трех иноков убил?
- Нет... - Сознался Лешка. За новостями он не следил вообще, а уж в последнее время... - А иноки это кто?
- Это монахи. Ерунду индийскую знаешь, а в Православии, вижу, не смыслишь? - грустно вздохнул священник. - И еще крещеным себя зовешь?
Лешке стало стыдно. О религии предков он, действительно, практически ничего не знал. Весь его опыт общения с Православием заключался в случайных и эпизодических походах в церкви, да крещением в четырнадцатилетнем возрасте. Тогда они уехали в Донецк на свадьбу к двоюродной сестре и отец почти силой заставил его сходить в церковь. Истерика у Лешки, считавшего себя истовым комсомольцем, тогда была самая настоящая. Но отец с новыми родственниками настояли на своем и обряд был-таки проведен.