Зинаида Всеволодовна делала вид, что не замечала недовольства родственников. Она жила по утвержденному когда-то распорядку дня. Утром пила кофе, который варила себе тут же в комнате на электрической плитке, а потом выходила на прогулку. Шла она всякий раз одним и тем же маршрутом: мимо Фонтанного дома, до Летнего Сада с непременной остановкой возле Михайловского замка, обратно по набережной Фонтанки. Местная достопримечательность с Литейного, в плюшевой шубке и плоской шляпке-таблетке, держащейся на ее седых волосах благодаря горсти серебряных шпилек, с острым носом и морщинистыми напудренными щеками, в остроносых ботиках фланировала по городским улицам. Она опиралась на полированную красного дерева палку, а в гололедицу надевала на ее наконечник острую спицу. Зинаида Всеволодовна шествовала, ни с кем не останавливаясь, очень редко она подходила к хромой торговке «Союзпечати» и кланялась ей. Прогулка занимала у бабушки ровно три часа. Затем она возвращалась, обедала и ложилась на оттоманку с книгой. После чтения перебирала фотографии и безделушки в шкафу. Завершала она свой день стаканом молока и сказкой для Тима на потолке.
В шесть лет, когда Тим рассказал бабушке историю ее старой соломенной шляпки, но бусину скатать еще не сумел, Зинаида Всеволодовна словно признала в нем «своего соратника», стала брать с собой на прогулки. Она рассказывала о прежних обитателях этих мест, помня каждый дом и каждую парадную в нем. Тим жалел, что рассказы растаяли в его детской памяти. Только одно событие запомнилось Тиму в мельчайших подробностях. Однажды бабушка внезапно остановилась прямо на перекрестке, загородив путь пешеходам, которые вежливо обходили старушку, и произнесла длинную тираду: «Идет война света и тени, вечная, непрерывная. И мы живы только потому, что сохраняем нейтралитет. Не открывай никому своего дара». Тим взял себе такой зарок: раз бабушка просит – надо подчиниться, и не раз потом пожалел, что не расспросил ее ни о чем, не узнал всех ее тайн.
Бабушка умерла, когда Тиму было тринадцать лет, она подозвала его к себе утром, попросила выгладить тонкую, почти истлевшую кружевную сорочку. Пока Тим утюжил пожелтевшие кружева, она расчесала и заплела свою истончившуюся косу, обернула ее венцом вокруг затылка, прикрепив прическу в нескольких местах серебряными шпильками. Облачившись в импровизированный саван, она легла на обитую зеленым шелком оттоманку, заменявшую кровать, накрылась серым тканевым одеялом, сложила руки на груди. Проделав все это с торжественностью, Зинаида Всеволодовна заявила: «Я умру сегодня, Тим. Не бойся. Пришло мое время. Ты увидишь, что в комнате все изменится, и это к лучшему. Не пугайся этих перемен, всего лишь спадет морок, который я уже не в силах поддерживать. Жаль, что мой дар перейдет к тебе, я бы хотела передать его своей дочери, но ей не вынести этого бремени. А ты и так уже одарен… В шкафу лежит дневник в бархатном синем переплете, возьми его сразу после моей смерти и прочти. Запомни все, что там написано, выполняй в точности. Так только и убережешься».
Тим заплакал, стал на колени и наивно упрашивал бабушку не умирать, но та только молчала, сжав губы. Потом она приподнялась на локте и потребовала стакана воды с лимоном. Когда Тим выскочил за дверь и вернулся через минуту, то увидел бабушку, разметавшуюся на смертном ложе. Одна рука в бессилии свисала на пол, а вторая словно пыталась разорвать ворот рубашки. Глаза Зинаиды Всеволодовны были широко распахнуты, а рот приоткрыт в беззвучном крике. Но самое страшное было в том, что ее ложе обступили бесплотные тени людей, имена и облик которых Тим не знал. Толпа словно парила над полом. Прозрачные силуэты сложили молитвенно руки, а их лица были обращены к телу умершей. Несколько секунд мужчины и женщины в старинных костюмах со странными прическами смотрели на Зинаиду Всеволодовну, а потом словно по команде обернулись к Тиму.
Закричав во весь голос, мальчишка выбежал из комнаты, не закрыв за собой дверь, но упал в обморок в лужу разлитой им воды с дольками лимона.
***
Тим очень хорошо помнил, как рассеялось волшебство после смерти бабушки. Прежде всего, расплылись рисунки на обоях, их причудливые линии больше не сплетались в узоры. Сами обои повисли клочками. Стало заметно, что лепнина вокруг люстры на высоченном потолке потрескалась и местами обрушилась. Особенно веселил дядьку Тима амур со стрелой, потерявший нос и причинное место. Плинтусы отстали от стен и появились широченные щели, удивительно, что оттуда вместе с тараканами не лезли крысы. Фенькины в ужасе взирали на разоренную комнату и решили сделать в ней ремонт.