Длинными косыми лучами света пронизана комната, и пчела Глина приземлилась на бумажный цветок, украшающий темную икону святых Зосимы и Савватия, покровителей пчеловодов.
– Вот это да! – восхищенно сказала Глина, крутнувшись на одной ноге так, что волосы разлетелись облаком.
– Восторг, – одобрила Вторая.
– Что вы видели? – спросила Глина.
– Ты на несколько минут зависла над полом, – с радостной улыбкой сообщила Первая, – это называется левитация, потом немного продвинулась вбок. К окну, потом вернулась на место. Это недолго было, несколько секунд.
– Главное не то, что мы видели, а что ты видела?
– Я была пчелой, вернее, мне так казалось.
– А что ты сделала для того, чтобы стать пчелой? – спросила Вторая, улыбаясь своей доброй и лукавой улыбкой.
– Не знаю, – Глина села на лавку и засмеялась, – просто я захотела полететь, взвиться вверх. Я зажмурила глаза и подняла руки.
Вторая взяла руки Глины в свои ладони. На пальцах еще оставалась золотистая пыльца, которая бывает весной на одуванчиках, но прямо на глазах она исчезла без следа. Глина выглядела усталой, но счастливой.
– А откуда у тебя эта пыльца на пальцах? – спросила Первая, – как в сказке про фей. Я думаю, что ты можешь проникать в Тонкий мир и без проводников. Теперь тебе это не нужно…
– Какой Тонкий мир? – спросила Глина.
–– Есть такая теория, что у инаких есть способности проникать в Тонкий мир и забирать оттуда магическую субстанцию. А вещи, которые рассказывают тебе и мне истории, как раз и являются проводниками. Почему так – никто не знает. Может, потому что люди сами наделяют неживое живым, вкладывая душу в создание вещи. Но настоящая ведьма может проникать в Тонкий мир и сама. Как ты теперь.
– А где этот Тонкий мир?
– Везде, – безапелляционно отрезала Вторая, – может и в нас самих. Кто его видел-то?
Глина улыбнулась и подошла к зеркалу. За время, проведенное на хуторе Харитона, она окрепла, успокоилась, но самые главные перемены произошли с ней внутренне. Она воспринимала себя иначе: она не одержима, а одарена. Её дар – не уродство. Шрамы на лице разгладились, появились тонкие и колкие ниточки бровей. Не понадобилось ни заговоренного мёда Харитона, ни другого зелья. Каждое утро Глина с удивлением обнаруживала у себя приятные глазу изменения.
– Дядька Харитон, – спросила Глина в тот же вечер после того, как у нее получилось взлететь, – почему пчелы – божьи?
Дядька Харитон закончил точить косу и сел на чурбан.
– Еще великий ученый Эйнштейн сказал, что за исчезновением пчел последует конец цивилизации и всего живого на земле. А мы, православные, считаем, что наступит Апокалипсис.
– Какой же ты православный, дядька Харитон, – засмеялась Глина, – если ты колдун каких мало!
– А нам, православным, колдовство никак не мешает бога славить. Мы божьи пчелы. Трудимся на благо мира. Нас такими Господь и создал. Он и сам мог воду в вино превращать, мертвых воскрешать. Вот мы по его образу и подобию созданы. Мы и есть самые правильные люди, и божью благодать постигаем и раздаем.
– Эк ты вывернул, – усмехнулась Вторая, – энтот хитрец круг пальца не только волосину, а кого хошь обведет.
– Что ж ты в церковь не ходишь? – допытывалась Глина, насмешничая, – православному положено в церковь ходить.
– Вот моя церковь, – дядька Харитон обвел руками вокруг себя, – сад и огород, дом мой, все, кто в дому, борти мои с семьями, козы с приплодом. Даже коты, тоже исть хотят. Как почнешь с утра поклоны отбивать, так к вечеру не разогнуться. Где с молитвами, а где и с матерком. Баня опять же – чем не храм? И душу, и тело очищает.
Девушки смеялись, махали на дядьку руками, он гладил бороду и тоже посмеивался.
– Ну, спытай, спытай, – обратился к Глине, – не всё ж выспросила.
– Не всё, а скажи-ка, дядька Харитон, для чего Первая мороку на дом напустила и на огород.
– А у нас без заслонки никак нельзя, что у нас тут деется – чужим знать не обязательно. Ни почтальонше, ни продавцу лавки разъездной, ни участковому. Нету нас – одни ковыли.
– И так всё время прячетесь? – спросила Глина.
– Отчего ж прячемся? Прячется тать в лесу. Мы же делянку свою зорко охраняем. Кому надо – увидят и через заслон, а чужим тут не надобно бывать. Ты когда в городе жила, небось, двери на три замка затворяла.
– Ох и язык у тебя! – восхитилась Вторая, – Жалишь аки шершень.
– Пчела коли жалит, так и умирает, – нравоучительно сказал дядька Харитон, – потому много раз подумай, прежде чем зло причинить кому-то. К тебе вернется тут же!
Глина устала от словесных перепалок и легла под дерево на ватное одеяло. На нем был яблочный мусор: веточки, пожухлые листики, косточки и даже две дохлые пчелы. Она взяла трупик пчелы в руки и легонько подула на пчелу.