– У моих бабушки и деда была дворняжка. Не особенно мы ладили, сама не знаю, почему.
– А ты заметила, что у меня тоже собаки нет? Они колдуны почище нас, трудно с ними сладить, но если уж поладишь – весь собачий век тебе защита будет. У моей собаки век вышел короткий, потому больше не завожу.
На удивление, Харитон не рассказал Глине ничего. И она поняла, отчего больше дядька не заводил собаку: ее гибель ему было пережить тяжелее, чем иную потерю.
С наступлением ноября снег уже лежал плотно.
– Зима, укрой землю снежком, а меня – молодым женишком, – пошутила утром Вторая, выглядывая в окно.
Теперь вся большая горница и кухня были отданы девкам, а дядька Харитон жил в пристройке, откуда был тоже вход в кухню. Вставал он рано, выгребал золу, топил печь, потом, кряхтя, пил чай и, топая валенками, выходил наружу к козам и корове. Потом возвращался, напуская в избу холодного воздуха, крутил ручку радио, и окончательно будил всех новостями о политических баталиях в Государственной Думе. Дни текли неспешно, Вторая чесала и пряла козью шерсть, а потом садилась вязать пуховые платки и косынки. Первая готовила на всю семью. Только Глине не нашлось дела, она была на подхвате. Из книг в избе нашлись только «Севастопольские рассказы», «Записки юного врача» и томик стихов Пушкина.
– А другого нам и не надо, тут вся жизня, – говорил поучительно дядька Харитон, и Глина вечерами читала им на выбор. Обычно они не обсуждали ничего, кроме ежедневных домашних дел. Глина думала, что за столько лет они узнали друг о друге всю подноготную, но не понимала, почему ее никто ни о чем не спрашивает. Если раньше они берегли ее, считали не готовой к задушевным беседам, как говорил дядька Харитон «раненой», то теперь они видели, что Глина окрепла, освоилась и уже прижилась в их разношерстой и при этом одинаковой компании. А, может, им и не интересна была другая жизнь?
Глина заметила, что зимой ни дядька Харитон, ни Вторая не выходят из дома без крайней нужды и не покидают хутора. Первая иногда отлучалась, ездила на рынки и барахолки, продавала платки и косынки. На вырученные деньги покупалось то, что не производилось их маленькой общиной: мука, крупа, соленое сало, сахар, дрожжи. Неизменно Первая приносила новости, которые обсуждали со смехом, а иногда и с тревогой, хотя чего им было бояться под таким заслоном?
Постепенно Глина узнавала о том, на что способны члены общины, как проявляется их дар, она училась у них, шутя и серьезно. Самой главной ее наукой было постижение самоконтроля. Мало уметь, важно не делать без нужды, а если пошло не так, уметь вовремя исправить. От скуки они выходили с девчонками на улицу, и вместо игры в снежки Глина двигала предметы, не прикасаясь к ним, практиковала левитацию и все виды морока, тренировалась извлекать из Тонкого мира светлую субстанцию, не прибегая к помощи вещей-посредников. Она когда-то хотела в Хогвартс, что же… У каждого он свой.
– Не трогайте выпавшего из гнезда, может, это слёток? Ему положено бегать, пока он не станет на крыло, – сказал как-то дядька Харитон, наблюдая за занятиями Глины. И девчонки перестали проявлять избыточное рвение, стремясь показать Глине всё и сразу.
– Дядька Харитон, – спросила Глина однажды, – а есть такой морок, чтобы пули останавливать или брошенный в тебя нож?
– Нет, девочка, – медленно гладя бороду сказал старик, – я об таком мороке не слышал.
– А умение такое есть? – не унималась Глина.
– Есть, но я им не владаю, – ответил дядька нехотя.
– Наверное, когда ты научишься всему, что умеем мы, тебе захочется от нас уйти, – внезапно сказала Первая, – а вот там-то тебе пригодилось бы умение останавливать смерть на полпути.
– Загадками говоришь, – посмотрела на Первую Вторая.
– Ничего не загадками, – Глину сейчас ищут повсюду. Пасечник не успокоится, пока не найдет ее, а когда найдет – захочет убить. Он не будет судилище с сожжением на костре устраивать, убьет тихо. Подстроит какой-нибудь несчастный случай.
– Пасечник и так знает, что Глина у нас, – вмешался дядька Харитон, что все рты разинули, – я сам ему об том сказал.
Глина чуть не потеряла дар речи, но оправилась и сжала кулаки.
– Я ему сказал, что Глина у меня, под присмотром. У нас с ним паритет. Я к нему не лезу, он в мою епархию не суется.
– Зачем же ты ему сказал о нашей девочке? – спросила Вторая, беспомощно улыбаясь.
– Затем, что я предупредил его, коль тронет ее хоть пальцем, война со мной зачнется. Глина под моей защитой. И этот Сатана сюда не сунется, а коли сунется – рога обломаю и хвост оторву.