Отвожу глаза от экрана телефон и удивленно замираю. Костя Громов, о котором говорила Аня — это Константин Громов, тот самый богатый человек, который говорил мне, что студия, пожалуй, не то, чем он хотел бы заниматься всю жизнь.
Да, пусть мельком, но я запомнила это.
Да и разве встреча с ним сегодня не тот самый знак свыше?
— Мария Котова, — удивленно вскидывает он брови, оглядывая клуб.
— Да.
— А где же Распутин?
— Честно? Не знаю. У меня к вам деловое предложение, — сразу к делу, пока не истекли положенные три минуты. Громов если и удивляется, но вида не подает, просто отодвигается, давая мне сесть рядом.
— Какого плана?
— Я хоть и любовница Распутина, — хоть и бывшая. — Но еще очень хороший проектировщик.
— Да? Неожиданно, учитывая, где я вас видел первый раз.
— У всех есть хобби. Так вот, я спроектировала парк развлечений, в центре которого будет самое высокое колесо обозрения в Европе. Как думаете, стать владельцем подобного приобретения солиднее чем студия?
Громов смотрит на меня несколько долгих мгновений.
— Вряд ли меня как инвестора будет достаточно.
— Тогда мы найдем еще. Уверена, что многие политики захотят отмыть деньги подобным образом.
Он усмехается, кивая.
— Еще и построят пару церквей рядом, чтобы грехи отмаливать.
Смеюсь, он подхватывает. Переводит взгляд выше, и тут я вскрикиваю, когда несколько обильных капель льется на меня сверху.
Вскакиваю, стряхивая с себя сладкую жижу, и вижу Аню. Вид у нее такой, словно я не флиртовала с ее мужем, а уже разделась и легла под него.
— Аня, как банально, — без эмоций говорит Громов, но смотрит на взъярённую. Аню так, словно сожрать хочет.
— Банален ты! Пришел за мной, а решил пофлиртовать с моей подругой.
— Маша? — все тело стягивает напряжением. Пришёл все-таки. Прилетал. Примчался. Чтобы четвертовать или чтобы извиниться. Судя по холодному взгляду, точно не последнее. Ну и пошли вы в зад, босс мечты.
Я хочу поскорее уйти, но вспоминаю о парочке супругов, которые заигрались в любовь и брак.
— Ань, я знаю Костю. Он устраивал мне недавно фотосессию.
— Да что вы?
— Да, Анют, план провалился, но тебе придется постирать мне рубашку.
— Прошло то время, когда я стирала тебе рубашки.
— Что происходит? — рычит Арс, и его голос во мне приятной вибрацией отзывается. Обида жгучая, но желание обнять его и сказать, как сильно скучала — гораздо сильнее. Но у меня есть сила воли. И с этой диеты я не должна сорваться.
Просто прохожу мимо него и иду к лестнице. Он за мной. По пятам. Нарушая личное пространство. Проделывая дыру в затылке.
Он молчит, а мне дышать больно.
Желание развернуться, надавать оплеух, сказать, как ненавижу, а потом обнять просто невыносимо. До треска натянутых нервов.
Он выглядит уставшим. Постаревшим словно. И мне не надо его рассматривать. Мне хватило мгновения, чтобы впитать его образ.
Мы наконец оказываемся на улице. Машины нет.
Хорошо хоть Гену так поздно трогать не стал. Я просто иду дальше, пока сильная рука рывком не дергает меня на себя.
— Ну что? Что? Разве по телефону я не все сказала?
— Какая, нахуй, фотосессия, Маш? Я запретил.
— А ты мне теперь никто, чтобы что-то запрещать.
— Прекрати нести чушь. Из-за одной какой-то херни ты решила все просрать?
— А есть что просирать? Нет, спасибо, конечно, за сексуальный опыт, но я точно не планирую дожидаться, когда вам надоест игра в отношения и вы просто кинете меня.
— Ты несешь чушь. Я не планировала тебя кидать.
— «Пока что», вы забыли добавить. Но и это «пока» закончилось, когда вы меня обвинили в шпионаже. Мне, кстати, ждать повестки в суд?
— Хватит. Я, конечно, долбаеб, но ты на эмоциях и не такое творишь.
— Творю. Я много чего творю, но никогда никому не хотела причинить вред. Тем более шпионить за вами. Но очевидно вы так хорошо меня знаете, что уверены были в моей вине.
— Блять, прости! — он пытается руку мою взять, но я головой качаю. — Маша, не руби. Ты завтра уже об этом пожалеешь. А я бегать не буду.
— И не надо. Так лучше будет для нас обоих. Вас не будут мучать чувства, а меня сомнения.
— Окей, я понял, ты дохера гордая, но с работы-то зачем уходить, на что ты жить будешь?
— Вот, вот! Ты настолько уверен в моей несостоятельности, что даже не веришь, что я способна достойную работу найти. Конечно, единственное, на что я гожусь — это ноги раздвигать.
— Это не так.