«Открываем учебники», - рявкнула я, как гудок новенького паровоза, лихорадочно придумывая, как выкрутиться на этот раз, но в голову, как назло, ничего не лезло. Пауза затянулась. Больше ждать было нельзя и в поиске идеи я прошлась перед классом, словно невзначай осмотревшись. Мое внимание привлекло странное сине-зеленое растение в большом горшке, стоящее возле окна. Я протянула руку, чтобы потрогать, как мне показалось, шикарную листву и вдруг поняла, что тишина в классе изменилась. Ученики замерли, словно ожидая разрыва гранаты. К сожалению, что это значит, я поняла лишь тогда, когда растение мгновенно надувшись, окатило меня жидкостью, похожей на коричневый кисель, к тому же еще и мерзко вонявшей.
Класс взорвался хохотом и я, чуть не расплакавшись от обиды, словно через силу, медленно повернулась к детям. Не знаю, что они там прочитали на моем лице, но точно не отчаяние, так как вдруг разом замолчали. И тут она прорвалась… Падрегин Крохл.
Палочка в моей руке завибрировала, и я с удивлением увидела, как моя рука, поднявшись сама по себе, начала чертить в воздухе какой-то замысловатый узор. (Боже, а ведь это я только понюхала котово варево, даже не попробовала). В голове, словно в барабане револьвера, одно за другим менялись заклятия. Рука ощущалась так, словно бы я ее отлежала и категорически отказывалась мне подчиняться. Класс в ужасе замер, дети прижались к партам, а белобрысый ушастый парень, сидящий на третьей парте, еще и зажмурился. Мой рот уже начал бормотать что от непроизносимое, по-видимому какое-то архи ужасное заклинание из арсенала душки Крохл и я, безуспешно пытаясь вернуть контроль над своей рукой, успела подумать, что наверно сейчас сожгу класс в каком-нибудь адском пламени и до конца жизни мне придется замаливать грехи в местном монастыре, если такой имеется в наличии, как с громким звуком открылась дверь и в хлынувшем из коридора свете, краем глаза я успела заметить высокую фигуру, затем раздался хлопок, что-то сверкнула и моя палочка, бешено вращаясь словно пропеллер биплана на форсаже, свистнула над моим ухом и с радостным чмокающим звуком погрузилась в ненавистный цветок почти полностью.
Злополучное растение аж хрюкнуло от такой наглости и сразу же начало надуваться, очень быстро достигнув таких размеров, что средних размеров класс, в котором я находилась, показался мне крохотным кубриком самого захудалого моряка на подводной лодке.
«Ой, мамочки», - все что успела я подумать, прежде чем включился брандспойт и тугая коричневая, дурно пахнущая струя, начала вершить свою вендетту. Ученики повскакивали со своих мест и кучей кинулись к выходу. Цветок ударил струей в самую гущу и, семеня на четвереньках к выходу, я краем глаза я заметила, как ученики разлетелись в стороны, словно шары на бильярдном столе. Я поскользнулась и упала носом прямо в зловонную жижу. Два мальчика, стремительно вращаясь и скользя по липкому полу, пронеслись мимо меня и исчезли в проеме двери, достигнув-таки спасительного коридора. Кто-то прополз по-пластунски и мастерски лавируя между поваленных парт, тоже исчез в коридоре. До спасения оставалось совсем немного, когда струя, поддав мне под пятую точку, впечатала меня в стену рядом с дверным проемом. Один за одним, ученики исчезали в дверном проеме, а я, привалившись к стене, окинула поле битвы хозяйским взглядом. Растение, видать совсем обезумев, потеряло к людям всякий интерес и развлекалось тем, что валило мощной струей самые настырные, все еще стоящие вертикально парты. Я подумала, что для полноты картины не хватает жуткого хохота, который мог бы издавать бешенный цветок.
Видок у класса был еще тот. Похоже было на взрыв на шоколадной фабрике, хотя жуткая вонь, от которой слезились глаза, навевала мысли совсем о другом предприятии, хотя, если подумать, такие вряд ли бывают.
Охнув, я медленно поднялась на ноги и, согнувшись в три погибели, заковыляла в сторону коридора. Скоро спасительный коридор поглотил и меня. Теперь он напоминал вечер после Бородинской битвы. Израненные бойцы потирали битые части тела, в основном это было место, на котором они только что сидели. Я не стала исключением и тоже зачем-то стала себя ощупывать.
-- Что?!
— Это?!
— Значит?!
Я подняла голову и уперлась взглядом в серые, наполненные ненавистью и презрением, глаза. Шрам возле левого нельзя было не узнать.
- Привет, - я как могла шире улыбнулась, почувствовав, как неприятно натянул кожу засохший «шоколад».
- Я еще раз спрашиваю! Что это значит?!
Красивый рот незнакомца корежило в гримасе гнева.