Антонина Кузьминична принялась мысленно перебирать своих девчонок. Ту, которой уже восемнадцать, Люську Говоркову, она отмела сразу: страшновата, нос, как у Гоголя. Даже если гоголеобразным детям суждено появиться на свет, пусть у других рождаются, а не у ее сына. Остальные ученицы десятого «А» на роль Женькиной жены тоже не тянули. Кое-кто откровенно туповат, а потому сыну понравиться не сможет. Две девчонки не подходят как раз по причине своей исключительной красоты. Какая из красотки жена? Какая хозяйка? Какая мать? Да никакая! А кроме того, зачем сыну постоянная ревность? Тут и до беды недалеко… Есть еще Люда Лазутина… Пожалуй, эта всем хороша, но уж больно нацелена на учебу, а хорошая жена должна не в библиотеках сидеть и диссертации писать, а мужа любить и дом в порядке содержать.
После своего десятого «А» Антонина Кузьминична перешла на десятый «Б», потом на десятый «В», а потом снова вернулась к «Б». Таким образом, в результате тщательного отбора среди множества кандидаток на роль Женькиной жены она остановилась на Татьяне Ермаковой именно из «Б». Таня подходила по всем статьям. Не красавица, на которую станут заглядываться все мужчины, что, безусловно, нервировало бы сына, но хорошенькой назвать ее вполне можно: невысокая, но фигуристая, с хорошо развитой грудью и стройными полненькими ножками. Яркие карие глаза и свежий цвет лица. Что еще мужчине надо?! Татьяна не была тупой или глупой, но училась средне, не делая из наук культа, как Лазутина, а потому по окончании школы вполне могла бы переключить свое внимание на семью, если бы у них с Женькой сложились отношения. Конечно, все десятиклассницы нацелены на институты, но Татьяна из-за некоторой безалаберности в вопросах учебы может и не поступить – вот тут-то ее и надо хватать горяченькой и вести, условно говоря, под венец. А что касается шкафа, то в случае Женькиной удачи с Ермаковой она сама переедет за шкаф, а проверять тетрадки можно и на кухне. А если еще купить туда небольшой телевизор, она и вовсе ни в чем не помешает молодым. Пусть живут да радуются.
Вполне удовлетворенная результатами своих сложных, многоступенчатых размышлений, Антонина Кузьминична довольно быстро заснула. На следующее же утро учительница математики умудрилась под довольно нелепым предлогом выпросить у директрисы личные дела учащихся десятого «Б» класса. Полистав для вида несколько совершенно не интересующих ее папок, она задержалась над бумагами Татьяны Ермаковой и выяснила, что она тоже, как и носатая Говоркова, по каким-то причинам пошла в школу с восьми лет, а потому к выпуску ей исполнится полных восемнадцать. Готовая невеста!
Задумавшись над тем, каким образом познакомить Ермакову с Женькой, Антонина Кузьминична чуть не опоздала на урок как раз в десятый «Б». Пристально разглядывая Татьяну, которая при этом даже начала беспокойно ерзать за партой, она еще раз убедилась, что находится на правильном пути. Более того, ей вдруг пришла в голову счастливая мысль пристроить Женьку в лаборанты физического кабинета школы. С начала сентября в лаборантках работала Олечка, племянница кого-то из учителей, которая за две недели едва начавшегося учебного года умудрилась вывести из строя несколько реостатов и уронила с ужасающими последствиями ящичек с пробирками, когда ее попросили помочь на лабораторных по химии. Последствия были ужасны тем, что тончайшие осколки пробирок так изрезали ногу бедной Олечки, что из школы ее увезли на «Скорой помощи», после чего она и уволилась, ко всеобщей радости. Место лаборанта оставалось вакантным, а потому Женька мог бы поработать в школе, пока не найдет себе что-нибудь более подходящее. Деньги, конечно, небольшие, зато много свободного времени для подготовки в вуз к следующему лету. К тому же Татьяна Ермакова каждый день будет на его на глазах. А уж чтобы именно Таня оказалась чаще всего на глазах у Женьки, она, Антонина Кузьминична, как-нибудь да устроит…
– О чем ты думаешь? – спросила Юру Майорова Лана Кондратенко.
– Представь, у нас все девчонки поголовно втрескались в этого нового лаборанта, Евгения Павловича! – ответил он. Улыбался Юра при этом несколько натужно, поскольку боялся, как бы глаза подруги не заискрились при этом сообщении с той же силой, что у одноклассниц, когда речь заходила о лаборанте или когда он собственной персоной в синем халате и суровым выражением лица появлялся в кабинете физики. – А какой он Павлович, Женька-то?! Да ему лет двадцать! Подумаешь, на три года нас старше, а ведет себя так, будто наимудрейший аксакал!