– У меня есть травка, – продолжила Джейн, и мы все рассмеялись, как бывает, когда пытаешься храбриться перед лицом чего-то пугающего.
Оранжевые огни были совсем рядом. За летними домиками можно было различить силуэт неуклюжего прямоугольника, продиравшегося сквозь метель. Преподобный Рик отважно вез манну небесную, разложенную по плоским коробкам с надписью «пицца», своим измученным этим днем ученикам.
– Нам лучше вернуться, – подвела я итог. – Прежде чем они начнут нас искать.
Глава 19
Марк Тернер не вернулся в «Обетование Господне». Ни по прошествии двух недель. Ни через месяц. Никогда. По крайней мере, никогда на моей памяти. Преподобному Рику и Адаму пришлось упаковывать его вещи, чтобы отправить их в Кирни, штат Небраска. Адам так и не получил свою бритву назад – не то чтобы он на это очень рассчитывал. Она исчезла, впрочем, как и сам Марк. Мы тоже собирались последовать за ним.
Вскоре после инцидента с Марком (именно так его называли теперь все, кроме меня, Джейн и Адама) прикатил какой-то мужик проверять «Обетование»: классы, спальни – все. Он представлял некий отдел, раздающий лицензии таким школам, как наша. Потом приехали еще двое и тетка. На ней был костюм сливового цвета и золотисто-сливовый шарф в тон – помню, я тогда подумала, что тетя Рут назвала бы его «отлично скомбинированным нарядом». Все остальные, мужчины, я имею в виду, были при галстуках. Все они работали в разных официальных органах. По большей части они запирались в кабинете Рика, но один из них решил побеседовать с учениками. Двадцать минут на каждого, входить по одному в порядке очереди. Передо мной у него побывала Эрин, но я не успела расспросить ее, что там и как. Мы встретились с ней в коридоре перед классом, где он устроился, но даже словом не перемолвились.
Сначала он мне понравился, таким он был заурядным, профессиональным, что ли, никаких тебе психологических подковырок, не то что все эти консультанты, хотя, возможно, он им и не был. Он представился, но я напрочь забыла его имя. Мистер Мне-надо-задать-вам-несколько-вопросов из отдела по делам семьи и детства, так его, наверное, звали. Он начал с самых обычных вопросов: «Как часто вы питаетесь? Сколько часов в день вы тратите на учебу, считая выполнение домашней работы? Сколько времени занимают другие виды внеклассной деятельности? Считаете ли вы контроль за учащимися во время внеклассной деятельности достаточным?» Следующие несколько вопросов были уже не такими тривиальными: «Чувствуете ли вы себя в безопасности, оставаясь ночью в своей комнате? Чувствуете ли вы себя в безопасности рядом с сотрудниками или другими учащимися? Проявляют ли они агрессию по отношению к вам?» Костюм говорил учащиеся, а не ученики.
– Вы доверяете администрации школы? – поинтересовался он наконец.
– Не совсем. – Это был первый ответ, который его заинтересовал.
До того он аккуратно делал короткие пометки в желтом блокноте, время от времени поднимая на меня глаза, читал свои вопросы с листков, зацепленных скрепкой, записывал что-то и двигался дальше. Но сейчас его ручка зависла в воздухе, он остановился и посмотрел прямо мне в лицо:
– Вы не доверяете здешнему персоналу?
Не могу сказать, что его реакция была для меня неожиданной, – я ожидала ее, когда ответила так, но вот что делать дальше, я совершенно не представляла.
– Ну… в каком смысле «не доверяю»? – уточнила я. – Что вы подразумеваете под доверием?
– Доверие… – протянул он. Его лицо приобрело выражение «ну-это-же-очевидно-детка», хотя он так и не сказал. – Доверие, – начал он, – это вера в кого-то, в чьи-то способности. Вы можете доверить персоналу школы охрану вашей безопасности? Верите, что они действуют в ваших интересах?
Я пожала плечами.
– По-вашему, все выходит слишком просто. Либо черное, либо белое. Никаких оттенков.
– Думаю, так оно и есть, – согласился он. – Я не пытаюсь обмануть вас своими вопросами. – Я видела, что он постепенно теряет терпение или что, возможно, я просто ему не очень нравилась. Я заметила, что уши у него заросли волосами. Было трудно не смотреть на них, зная об этом, очень уж много их было и снаружи, и внутри.
– Может быть, если бы вы жили здесь, то видели бы все несколько в другом свете. – Я глядела на его уши и чувствовала, что еще немного – и я начну глупо хихикать, точь-в-точь Хелен на нашей последней групповой встрече. Я сосредоточилась на его галстуке. Он тоже был желтым, как и его блокнот, но более глубокого оттенка, с лазоревыми ирисами. Лазоревый – я по-прежнему любила это слово. Хороший был галстук. Даже замечательный. – Отличный галстук, – сказала я.