В тот период 1993 года, о котором пойдет речь, в западной Монтане определенно наступила весна. Слава богу, потому что от этого зависел наш побег. Весна начала просачиваться капля за каплей уже к середине марта, а к концу мая вся наша долина оказалась под водой. Сначала снежный покров превратился в слякоть, таял днем и снова замерзал ночью, повторяя этот цикл снова и снова, пока тропинки не превратились в топкие грязные болотца, что, конечно, не помешало нам с Адамом продолжить наши пробежки, хотя для этого приходилось напяливать толстовки и перчатки, путь домой занимал почти вдвое больше времени, потому что наши кроссовки покрывались густой грязью и весили, что твоя слоновья нога. Окна во всех спальнях были нараспашку, впуская в дом веселые весенние ароматы: запах влажной земли, свежей зелени и тот морозный горный ветер, чей запах невозможно описать словами. Этот ветер спускался к нам с вершин, покрытых белыми шапками, которые никогда полностью не исчезают, и, если приглядеться, до них было рукой подать.
К тому времени, когда появились первые крокусы, которые росли повсюду за одним из летних домиков, а вся остальная, на первый взгляд бесплодная земля покрылась, словно пушистым ковром, крошечными желтыми цветами, выползавшими из всех расщелин, Джейн, Адам и я назначили время побега. Мы собирались улизнуть в начале июня, сразу после экзаменов в христианской школе «Врата жизни» в Бозмене, но до начала работы летнего лагеря. Я занималась с таким усердием, что при условии успешной сдачи экзаменов могла бы сразу попасть в выпускной класс вместе с Адамом. Но Джейн заканчивала школу в этом году, и для нее это была финишная прямая. Так что ей нужно было привести в порядок свой табель.
Мы пока что обсуждали детали, ничего определенного, но с самого начала Джейн настаивала, чтобы мы дождались окончания выпускных экзаменов. Они с Адамом спорили об этом до хрипоты: он хотел смыться при первой возможности, мысль торчать в «Обетовании» до июня ему не нравилась совсем.
Как-то утром во время совместного дежурства мы с Джейн вполголоса переговаривались о нашем плане. Мы отскребали вечно заросшие плесенью душевые кабины, и наши голоса, несмотря на попытки говорить тихо, эхом разносились по всему помещению. Запах «Комета» витал повсюду, вызывая в памяти события той ужасной ночи, когда бабуля сообщила мне страшную новость. Я радовалась, что могу сосредоточиться на другом.
Джейн как раз собиралась привести еще один аргумент в пользу июня, когда я не выдержала:
– Я не против дождаться экзаменов. Все пучком, я понимаю. Но тогда зачем тебе вообще запариваться с побегом?
– Что значит зачем? – Она втиснула свою желтую губку в наше общее ведро. – А тебе зачем?!
– Но ведь ты окончишь школу, – пояснила я. – Сможешь поступить в колледж. Тебе не нужно сбегать.
– Ну нет, – сказала она. – Мне исполнится восемнадцать только в августе, а значит, я еще два месяца буду несовершеннолетней с аттестатом в руках. Формально я все еще нахожусь под опекой матери, а она захочет, чтобы я осталась в летнем лагере, голову на отсечение даю. Чем меньше времени я проведу под ее крылом, тем лучше. – Она опять обмакнула губку и звучно отжала ее. – Кроме того, ты думаешь, я действительно собираюсь продолжить свое образование в университете Боба Джонса? Или, может быть, Уэйленд Баптист в прогрессивном Плейнвью, штат Техас?
– То, что тебя вынудили подать заявления в третьесортные университеты, не значит, что ты должна туда идти, – возразила я.
У Бетани имелась толстая папка с рекламными проспектами евангелических колледжей, так что Джейн с несколькими другими выпускниками потратили некоторое время осенью, заполняя и рассылая заявки. По словам Джейн, это была лишь формальность, потому что такие университеты принимают всех, кто может платить, причем не только евангелических христиан, но и тех, кто готов притворяться таковыми. И правда: всю весну из этих колледжей в «Обетование» приходили письма о зачислении, никто не получил отказ.
– Конечно, не должна, – сказала она. – Но мне не позволили подать заявление туда, куда я действительно хотела бы пойти, а теперь уже слишком поздно. Если только не найдется какой-нибудь общественный колледж. – Она присела на корточки, чтобы удобнее было обмакивать губку, а когда встала, я поняла, что ее беспокоит больная нога. Она старалась переложить вес на другую ногу, пока водила губкой вверх-вниз по стенке душа. – Это такой фарс. Я говорила тебе, что Лидия училась в Кембридже? И теперь она отводит глаза, заставляя нас поступать в университет Фолкнера.