Лёгкое покалывание, начавшееся от кончиков ушей, спустилось на шею Милу. Это мурашки не от холода, а самое настоящее предчувствие.
В коридоре послышались шаги. Девочки испуганно переглянулись. Милу спрыгнула с подоконника. Фенна перекатилась на кровати, прижав крысу к груди.
Милу схватила в охапку бельё для стирки, лежавшее на краю кровати, а Фенна спрятала крысу в корзинке с едой: всё это было проделано прямо за мгновение до того, как дверь спальни распахнулась.
Сначала в комнате появилась мальчишеская голова с двумя несуразно расположенными ушами и всклокоченным чубом светлых волос. Следом показалось долговязое тело с тонкими длинными конечностями.
– Вот вы где! – выдохнул мальчик, теребя пальцами край заляпанной жиром рубашки.
– Сем, это всего лишь ты, – облегчённо выдохнула Милу. – В чём дело?
Сем криво ухмыльнулся.
– У нас посетители.
Он произнёс это с такой затаённой надеждой, что Милу почувствовала, как у неё в груди тоже затрепетало что-то неуловимое. Случайные посетители не могли привести Сема в сильное волнение.
Только те, кто готов забрать детей с собой.
– Посетители, – повторила Милу, а Фенна едва слышно вздохнула.
Минуло несколько месяцев с тех пор, как визитёры в последний раз приходили в «Малютку-тюльпан», чтобы посмотреть на сирот. Вдруг сегодня наступил тот самый день и родители наконец-то заберут её? Конечно, она их не помнит, но у неё есть некоторые теории. Целая «Книга теорий», если быть точнее, которая в данный момент спрятана в левом рукаве платьица.
Абсолютно во всех случаях её родители оказывались храбрыми и умными. Во всех, кроме одного, когда они отчаянно пытались вернуть её. Может быть, спустя двенадцать долгих лет ей улыбнулась удача?
– Милу, – напомнил Сем, – нам нужно спешить.
– Да, сейчас.
Она перелезла через три кровати, чтобы добраться до той, которую делила с Фенной и Лоттой, и вытащила из-под неё корзинку в форме гроба. Там всё всегда лежало на своих местах. Простая необходимость. На самом верху покоилась тряпичная кошка. Милу провела пальцем по лапке, на которой красной нитью было изящно вышито имя: «Брэм Поппенмейкер, кукольник». В лапах игрушечная кошечка держала прядь рыжих вьющихся волос, перевязанных изумрудно-зелёной лентой. Девочка отложила её в сторону и передвинула лежавшие в корзине листы бумаги: портрет углём маленькой Милу и афишу с рекламой знаменитой парижской цирковой труппы Цирка де Люмьер. Под этими сокровищами скрывалась аккуратно сложенная ткань: отличный чёрный амстердамский бархат.
Сем сел на кровать рядом с Милу и упёрся локтями в колени.
– Милу…
– Одну минуту.
Он пристально посмотрел на неё. Девочка знала, что означает этот взгляд: он считает, что с её стороны глупо цепляться за надежду, будто мама и папа придут за ней. Он не питал подобных чаяний: своих кровных родителей Сем, похоже, презирал. Милу полагала, что, если бы её оставили в мешке из-под муки, наверное, она бы чувствовала то же самое.
Сем не понимает: она просто-напросто знает, что однажды найдёт свою семью.
Вопрос лишь в том, когда это произойдёт. И никаких но.
Милу надела чёрное бархатное платье поверх приютского, хлопкового и пожелтевшего. Если на сей раз действительно приехали её настоящие родители, они, конечно же, узнают её старое детское одеяло. Платьишко оказалось довольно тесным: все эти годы Сем часто перешивал его, но скоро оно станет совсем ей мало.
Мальчик хмуро оглядел её наряд, после чего аккуратно поправил воротничок. Она опять положила вещи в корзинку, взяла в руки тряпичную кошку и прижала её к колотящемуся сердцу. Когда Милу была крохой, то была уверена, что у кошки есть собственное сердце. Её пульс согревал девочку в течение долгих холодных бессонных ночей, пока несколько лет назад он не остановился: вот тогда Милу поняла, что, пожалуй, сама всё выдумала.
Может быть, сейчас придёт конец холодным бессонным ночам. Вероятно, сегодня наступил тот день, когда она покинет приют.
– Нам надо поторопиться, – нетерпеливо сказал Сем, вместе в Фенной направляясь к двери.
Милу последовала за ними. Спальня находилась на пятом этаже старого узкого дома, построенного у канала. Здание практически целиком состояло из густых теней и расшатанных досок, едва державшихся вместе под пластами отслаивающейся краски. Дети бежали вниз по крутым, коварным лестницам, мимо мастерской на четвёртом этаже, прачечной – на третьем и классных комнат – на втором. Сем буквально летел впереди остальных, перепрыгивая через три ступеньки зараз. Фенна ступала плавно, двигаясь быстро и бесшумно.