От разглядывания помещения меня отвлекает сунувшаяся в окно морда горгульи, и я со злостью запускаю в неё каменной чернильницей со стола, а следом увесистым пресс-папье. Обиженно проклекотав обо мне что-то явно нелестное, горгулья отлетает от окна и зависает в воздухе напротив. С этой стороны опасаться нечего, ни горгулья, ни грифон в окно не пролезут, да и для минотавра с кентавром оно узковато, не влезут, даже если «птички» умудрятся поднять их на такую высоту. Поэтому мне остаётся лишь поиграть в царя Леонида, раз триста спартанцев с собой не прихватил, и перекрывать единственную дверь от армии чернокнижника. А в эту дверь уже стучат, и, судя по ударам, это лабрисы минотавров.
Баскетсворд в правой руке, крис в левой, и я прижимаюсь к шкафу с книгами. За стеной слышно сопение и мерная работа минотавров, яростно опускающих секиры на дверь, которая всё сильнее и сильнее поддаётся под их ударами. И вот я уже отчётливо слышу треск древесины, полумесяц секиры показывается из досок, ещё и ещё, и целый кусок двери обваливается внутрь, а на его месте возникает голова минотавра с алыми от бешенства глазами. Короткий укол палашом в основание черепа и тут же режущий крисом по шее. Система вновь радует, но на этот раз сообщением о критическом повреждении. Фигура минотавра с каким-то утробным стоном исчезает в проломе, а на дверь обрушиваются ещё более бешеные удары.
Упираюсь руками в шкаф и, как только дверь слетает с петель, опрокидываю его перед опешившими врагами, вновь перекрывая проход. И тут же укол в открытую грудь кентавра, отвести кинжалом остриё джерида, полукруг рубящего в проём, и на месте ещё одного трупа возникает новый минотавр. Меня спасает лишь то, что в узком дверном проёме ему не хватает места для полноценной работы лабрисом, а от первых двух ударов я успеваю увернуться. Шаг вперёд – и рог минотавра врезается мне в плечо. Секира замирает на новом замахе, зацепившись за что-то за дверью, я же сквозь боль втыкаю палаш в горло, а крис чертит на груди минотавра фигуру «Малого жертвоприношения». Удар кинжалом и пинок. Новая волна силы восстанавливает ману, а тело минотавра отлетает назад, вызвав на миг сумятицу. Кривясь от боли в пробитом плече, опрокидываю перед дверью шкаф с пробирками. Под звон разбитого стекла комнату застилает какой-то фиолетово-зелёный дым, под потолок взлетают искры, и радостный огонёк накидывается на книги.
Отскакиваю к окну, пытаясь отдышаться от лезущего в горло дыма, и тут же отшатываюсь назад, чуть не получив удар клювом в лицо. Вскидываю руку – и грифон, скованный чарами, складывает крылья и с глухим стуком падает на камни внутреннего двора крепости. В комнату огромным прыжком влетает кентавр и тут же получает удар в грудь. Вслепую кидаю выхваченный у него джерид в проём двери, за ним второй, вряд ли кого-нибудь убил, но попал точно. Не мог не попасть в ту толпу, что за дверью. А за кентавром, сметая со своего пути обломки мебели, в проём протискивается туша горгульи. Невероятным прыжком взмываю вверх, хватаюсь за люстру, выроненный палаш обиженно звенит по плитам пола и ломается под тяжёлой лапой каменного истукана. Небольшое раскачивание, и цепь, держащая люстру, с натужным скрипом обрывается. Я ногами вперёд влетаю в дверной проём, обрушиваясь на замерших там чудовищ противника, а тяжёлое стальное колесо дробит оказавшегося под ним каменного монстра. Несколько ударов кинжалом наугад, встаю, пытаюсь прыгнуть дальше. Неожиданно подламывается нога, и я опрокидываюсь на пол, пропуская над собой секиру; удар кинжалом куда-то вверх, вероятно, в пах минотавра. Последнее, что вижу, – сообщение о критическом повреждении, и меня накрывает тьма.
Глава 13
«И вновь продолжается бой. И сердцу тревожно в груди…»
Открыв глаза, некоторое время недоумённо смотрю на деревянный потолок гостевого домика. Никак не могу привыкнуть к игровой смерти: такое же недоумение было и в других играх, когда тебя вдруг засасывает в чёрную воронку, закручивает в бешеном водовороте тьмы и резко выбрасывает в том же или другом месте.
Встаю и понимаю, что из одежды на мне лишь чёрные обтягивающие боксеры и поверх них перевязь с пустыми ножнами с одной стороны и крисом с другой. Время уходит, а потому выскакиваю в сени и с удивлением вижу аккуратно сложенную на стуле одежду, видимо, постарался кто-то из егерей, я, честно говоря, и не думал, что окажусь на точке возрождения практически в чём мать родила. Надеваю белую льняную рубаху, кожаную куртку, такие же кожаные штаны, мягкие коричневые сапоги и выскакиваю на улицу.