Выбрать главу

– Может, у него клаустрофобия? – предположил Дойл. Он был за рулем, они медленно двигались в темноте в плотном потоке вдоль дамбы, почти у самой воды.

– Так что ты собираешься делать с этим проклятым педиком? – спросил Дойл. – Будешь возить его в багажнике, как запаску?

– Пока не знаю, – ответил Дойл.

Дойл вытащил погнутую сигарету из кармана гуайяберы и зажег ее от прикуривателя.

– Единственный выход – убить его, – спокойно сказал он. – Иначе он прибежит к О'Маре, и тогда ты покойник.

– Насчет О'Мары – это не твоя проблема, – довольно грубо сказал Дойл.

Дойл приоткрыл окно и выдохнул сигаретный дым в ночной воздух.

– Да ты крутой, – сказал он.

– Ты слышал, как он меня называл, – усмехнулся Дойл, – не буду объяснять почему.

– Понятно, – сочувственно сказал Дойл. – Стрелок без оружия.

8

Через полчаса пробка была позади, а еще через двадцать минут они неслись по 49-му шоссе к Хаттисбергу. У Сосье, по указанию Дойла, Дойл свернул на ухабистую, обсаженную деревьями дорогу в национальный парк Де-Сото. Минут через двадцать машина съехала с парковой дороги на довольно узкую колею, окруженную огромными сучковатыми стволами виргинских дубов. С веток, словно ведьмины волосы, свисал бородатый мох.

– Это место ничем не хуже других, парень, – сказал Дойл.

Дойл остановил «мерседес», его фары поймали блеск воды в просвете между деревьями. Оба Дойла вышли из машины, открыли багажник и вытащили беднягу Фини на дорогу. Дойл вынул кляп, и Фини стал яростно отплевываться.

– Эта чертова тряпка была вся в бензине, – выдохнул он. – Вы сволочи, чуть меня не задушили.

– Жаль, что чуть, – сказал Дойл. – Если бы решение принимал я, ты был бы уже мертв, но, – он ткнул большим пальцем в Дойла, – ты же знаешь этих американцев. Мягкосердечные eejits.[157]

Лежа в грязи, Фини посмотрел на Дойла и испугался того, что увидел в его взгляде. Он опустил голову, закрыл глаза и начал тихо молиться.

– Проклятье, ну и жалок же он, – сказал Дойл. – В последнюю минуту ублюдок стал религиозным. Просто невыносимо.

Но другой Дойл присел на корточки, развязал кабели и помог дрожащему Фини подняться.

– Что вы со мной сделаете? – хныча, спросил Фини.

– Совершенно ничего, – сказал Дойл.

Позади него Дойл с досады выругался.

– Теперь снимай обувь и штаны, – сказал Дойл.

Фини колебался, потом увидел, что Дойл не шутит, и его штаны в мгновение слетели с ног. Наконец он выпрямился, стоя на грязной дороге без штанов, в одних носках.

– Трусы тоже, – сказал Дойл.

– Нет, – возразил Фини. – Имей совесть, к чертям собачьим!

Дойл сделал угрожающий жест, Фини снял трусы и натянул низ рубашки на голый зад.

Дойл швырнул обувь, штаны и трусы Фини в багажник и захлопнул его. Потом сел обратно в машину и закрыл дверь. Другой Дойл сделал то же самое. Фини крутился на месте, испуганно таращась на темные силуэты деревьев.

– Эй! – крикнул он. – Вы не можете взять и бросить меня здесь полуголого в этом сраном лесу!

Дойл приоткрыл окно с пассажирского сиденья.

– Запомни, парень, мох растет с северной стороны деревьев. И все реки впадают в проклятый океан в конце концов. И берегись медведей, иначе они откусят твою маленькую штучку.

Дойл дал задний ход и поехал по дороге, но Фини бежал за ними следом, отчаянно размахивая руками. Дойл остановился, Фини подошел со стороны водителя, еле переводя дух.

– Я должен знать, что случится с Иисусом, – сказал он.

Дойл задумался.

– Полагаю, он просто устанет смотреть телевизор в мотеле и уедет домой, – сказал он.

Фини замотал головой.

– У бедного ублюдка мозги как у ребенка…

– Да, злобного ребенка, – прервал его Дойл.

– Он просто будет сидеть, уставившись в телик, пока кто-нибудь не придет и не вытащит его, – сказал Фини в отчаянии. – Он не знает, как достать еду, не умеет толком говорить, черт! Да он сдохнет!

– Пусть подыхает. – Дойл поднял стекло и быстро поехал к парковой дороге. Фары освещали брошенного в лесу Фини, голого по пояс, не считая носков, прикрывающегося руками, пока он не исчез в темноте за толстыми зловещими стволами деревьев.

Они снова вырулили на шоссе 49 и двинулись на юг, к Билокси, Дойл повернулся к Дойлу на пассажирском сиденье и сказал, куда собирается поехать.

9

На западе зеленой дымкой показались огни Нового Орлеана. Машина пересекла Миссисипи по широкому современному мосту, на котором было светло, как днем. «Блаупункт» поймал радиостанцию каджунов[158] в какой-то глуши среди болот, и сквозь ночные помехи послышалось счастливое царапанье аккордеона и скрипки. Дойл откинулся на пассажирском сиденье, вытащил из кармана гуайяберы еще одну мятую сигарету и приоткрыл окно.

Дойл на секунду отвлекся от дороги и внимательно посмотрел на спокойный профиль ирландца.

– Скажи мне, – сказал он, – как получилось, что ты связался с О'Марой?

Теперь они ехали над низиной: справа и слева в тумане проплывали обветшалые одноэтажные домики, запруды и деревья с едва проклевывающейся листвой. Потом вдруг началось католическое кладбище, потянулись ряды старинных надгробий, на которых, блестя в лунном свете, возвышались мраморные ангелы.

– Раньше я был азартным игроком, – сказал Дойл, выдыхая дым в окно. – Еще в Дублине, несколько лет назад. Но, мне кажется, азартным – это сильно сказано. Скорее мелким понтером, профессиональным мошенником, но всегда это было связано с картами и лошадьми. Потом я познакомился с О'Марой, потому что все в этой сфере рано или поздно знакомятся с О'Марой. Я приехал в Штаты, то есть, можно сказать, совершил вынужденную посадку на планету этого ублюдка, и он предложил мне работу. Работая на него, я начал становиться кем-то другим, кем-то, кто мне совсем не нравился.

– Кем это?

– Я имею в виду – грязным, отвратительным доносчиком, мелким бандитом, базукой. Честно говоря, мне всегда нравилось слово «базука», – ухмыльнулся Дойл. – В нем есть что-то военное, ты не находишь?

– Так, ты был отвратительной базукой, – сказал Дойл. – Как долго?

– Пять лет работал на этого крысиного ублюдка, – угрюмо сказал Дойл.

– Пять лет – долгий срок, – сказал Дойл. – Значит, было не слишком отвратительно.

– Скажем так, – сказал Дойл, – ты знаешь «Виски в кувшине»?

Дойл на минуту задумался. Это была известная старинная ирландская песня. Дядя Бак, бывало, каждый год ставил ее в исполнении группы «Чифтейнс» на День святого Патрика.

– Ты имеешь в виду песню, да?

– Ну да. – Дойл прокашлялся и запел приятным тенором: – «Некоторые проводят жизнь в стучащих колесами каретах, некоторые – играя в хоккей на траве или в кегли, а я – в ячменном соке, соблазняя белокурых красоток ясным ранним утром…» – Он резко замолчал. – Такая вот философия. Три способа существования, красиво, твою мать, если задуматься. Что касается меня, я всегда был в стучащих колесами каретах, всегда хотел быть там, где что-то происходит, что-то быстрое и опасное, а там, где был О'Мара, игра всегда оказывалась быстрой и опасной. Для шика – обеды с губернатором, стрельбы в меру, чтобы не потерять навык, и женщины – красивые женщины, – чтобы развлечься, когда скучно. Кстати, мне кажется, это и есть твоя проблема, мой друг. – Он оценивающе посмотрел на Дойла. – Последнее относится к тебе, не так ли? Скажем так – виски и женщины. Неприятности, которые всегда ходят парой.

Вопреки желанию Дойл усмехнулся.

– Возможно, – признал он.

– Но потом игра стала жесткой, – продолжил Дойл. – Старый Фрукт занялся каким-то грязным бизнесом, и я обнаружил, что по долгу службы делаю вещи, которые делать не хочу. Вещи, от которых выворачивает наизнанку. И тогда я не смог смотреть на себя в зеркало. В конце концов все это стало для меня слишком. И как только появилась возможность, я взял кое-какие деньги и свалил. С тех пор О'Мара гоняется за мной.

вернуться

157

Идиоты (ирл.).

вернуться

158

Каджуны – потомки переселившихся в Луизиану франкоканадцев.