И хотя отход был запланирован, увы, отойти он не смог. Со слов Зорькина было видно, что Забабашкин получил слишком серьёзные раны груди, живота, спины и головы, которые были несовместимы с жизнью.
Для остановки колонн и уничтожения немецкой техники Алексей сделал немало, но даже он со своей феноменальной меткостью не смог уничтожить всех противников, и противников тех было ещё много. Сейчас, пока колонны врага не могли вырваться из западни, шансы удержать противника на месте у обороняющихся всё ещё были. И для этого советским войскам во что бы то ни стало нужно было не дать возможность головным танкам немцев объехать образовавшийся на дороге затор. Если же немцы смогут преодолеть это затруднение и на скорости атакуют обороняющиеся позиции, дивизию уже ничто не спасёт. Советская артиллерия была противником полностью уничтожена, и сейчас в распоряжении красноармейцев из средств поражения бронетехники остались только противотанковые гранаты, правда, гранат этих было достаточно. Казалось бы, хоть что-то, но и тут не всё было так радужно. Очевидная проблема с гранатами была в том, что для того, чтобы успешно подобную (да и вообще любую) гранату метнуть во вражескую бронированную технику, нужно к этой технике приблизиться на достаточное для броска расстояние. Ручная противотанковая граната РПГ-40, принятая на вооружение в 1940 году, изделие относительно нетяжёлое. Её вес составляет один килограмм двести грамм. Метнуть метров на пятнадцать-двадцать такое изделие сможет почти каждый красноармеец, хотя для поражения некоторых тяжёлых танков и более эффективного и успешного поражения цели необходимо было одновременно применять не одну гранату, а связку из трёх или даже четырёх, вместе с чем увеличивался и удельный вес всей конструкции. А потому реальное расстояние для метания такой связки будет составлять не двадцать метров, а максимум десять, а то и пять.
На учебных полигонах, ещё до войны, красноармейцы отрабатывали, и очень вероятно, что отрабатывают сейчас, приёмы поражения танков в ближнем бою. Для того чтобы успешно поразить танк, его необходимо пропустить над собой, прячась в окопе или щели, а затем, когда многотонная машина проедет, оказавшись к бойцу слабозащищённой кормой, атакующий должен метнуть гранату в машинное отделение. И в общем-то к такой тактике боя нет никаких претензий, всё логично, грамотно и по существу. Не хватает в этой методике только одного ответа на насущный вопрос: как поразить танк гранатой, если он не приближается к тебе, не проезжает через твой окоп, показывая корму, а стоит на отдалении ста метров и стреляет по тебе из всех орудий и пулемётов, что есть у него в наличии.
И тут двух мнений быть не может. Раз танк не едет к тебе, значит ты сам, используя складки местности и укрытия, должен приблизиться к танку. И приблизиться ты должен на расстояние броска, что, нужно сказать, в условиях плотного боя не такая уж и тривиальная задача.
Но другого варианта нет, и советским бойцам волей-неволей, но придётся атаковать танки именно так — подкрадываться к ним как можно ближе и закидывать гранатами.
Вот и сейчас трое добровольно вызвавшихся храбрецов вылезли из окопов и поползли к передним танкам. И один из них через некоторое время не только сумел кинуть гранату и подорвать немецкую машину, но и вернуться живым на свою позицию. Повезло! А вот двое других пали смертью храбрых. Один из них был на подходе к цели замечен немецким пулеметным расчётом и расстрелян несколькими точными очередями с расстояния пятидесяти метров — для пулемёта не дистанция. Второй даже и на такое расстояние приблизится не смог, вероятно, танкисты его перемещения засекли, как только он вылез из окопа. Красноармеец метров на двадцать только вперёд проползти сумел, как в него выстрелили из пушки, и снаряд разорвался рядом с ним. Шансов выжить сработавший в двух шагах танковый фугас не оставляет.
Но гибель воинов не была напрасна. Тот, кто вернулся, на своём примере доказал всем оставшимся в живых, что бить врага гранатами можно. И если немец сам полезет на сближение, то шансов его уничтожить заметно прибавится.
Советские воины ждали немцев у своих окопов и собирались принять свой последний бой.
Глава 14
Штаб пехотного полка Вермахта
Командир пехотного полка полковник Вальтер Рёпке был вне себя от ярости. Мало того, что наступающие колонны встали, так и не сумев добраться до позиций русских, так ещё и через фланги пехоте тоже не удалось приблизиться к Новску. Более того, ситуация у пехотинцев была тяжёлая. Бой с советскими снайперами дался нелегко, и вот сейчас полковник, оторвавшись от окопного перископа, выслушивал доклад от непосредственно принимавшего участие в бою обер-лейтенанта Отто Фишера.
— Мы, совместно со взводом обер-лейтенанта Бехлера, после кровопролитного боя, выполнили задачу и очистили от русских снайперов лесополосу, взяв её с боем.
— Потери?
— Пятьдесят два человека убитыми и семь ранеными.
— Так много?
— Да. Но, господин полковник, хочу сказать, что нам всем очень повезло, ведь в последний момент вы, словно почуяв ход предстоящего боя, что ждёт нас впереди, отправили на зачистку этого леска не один взвод, а два. В противном случае у нас не получилось бы добиться успеха.
— К чёрту, Отто! Если бы вы повоевали с моё, то знали бы, на какие только ухищрения не идёт противник. И это касается не только русских, но и другие недонароды, которые Рейх сумел покорить. Правда, только на Восточном фронте я встретил такой необычный вид вооруженных сил, как многочисленные снайперские отряды. Так с кем вы там столкнулись? Сколько их было? Полсотни? А может, даже сотня?
Обер-лейтенант видел, что полковник ждёт победоносного доклада, и он был бы рад сообщить об успехах, вот только успехи эти были крайне сомнительны. Но, как бы то ни было, доклад командиру, да ещё и в боевой обстановке, должен был быть полностью правдивым.
И Отто Фишер, набравшись смелости и в душе надеясь, что полковник хоть и расстроится, но трезво оценит ситуацию, рассказал всю правду, как на духу. После доклада, глядя на застывшее и чуть перекошенное ничего не выражающее лицо командира полка, вытянулся по стойки смирно.
И так, не шелохнувшись, он простоял не менее минуты, прежде чем полковник ожил и, закашлявшись, постучав себе ладонью по горлу, переспросил:
— Сколько-сколько? Четверо русских уничтожено и один ранен, но сбежал⁈
— Да, господин полковник.
— Как? Как такое могло произойти⁈
— Господин полковник, хочу напомнить, что мы на том фланге имели в противниках не просто пехоту, а элитный отряд, который, скорее всего, принадлежит к НКВД!
— Ну и что⁈ Пусть к НКВД, но почему их так мало погибло? Как они смогли уйти?
— Мы этого не знаем. Кроме тех, о ком я сказал, больше мы никого не видели. Они словно растворились в тумане.
— Они, что, призраки, чтобы растворятся в воздухе⁈ — негодовал полковник.
— Мы не знаем, — продолжил свой честный рассказ Фишер. — Но они не просто ушли, а перед этим нанесли огневое поражение другому нашему взводу, что атаковал через дорогу по картофельному полю. Мои солдаты, которым удалось выжить, рассказывают, что видели лично, как снайперы врага стреляли в ту сторону.
— Так это тоже были они⁈ Как они умудрились стрелять в тумане и при этом видеть⁈
— Сказать точно сейчас невозможно, но, скорее всего, так оно и было. Они действительно видели в тумане и точно поражали наши подразделения, — потупился обер-лейтенант.
— Так получается, что вы толком никого и уничтожить не смогли, потеряв множество верных солдат, — со вздохом сожаления констатировал очевидное Рёпке и устало спросил: — Это всё?
— Нет, господин полковник. Хочу доложить, что в лесополосе случилось непонятное событие, — замялся Фишер и, уперев взгляд в пол, рассказал командиру о разутых солдатах.
— Разуты? Мародёры? — зло прошипел полковник, а потом, вспомнив, что сейчас ещё проходит операция, ударил кулаком по земляной стене: — Как такое может быть во время боя? Наша артиллерия же обстреливает ту позицию! Как у этих русских время на мародёрство-то хватает? Мы же атакуем! И вы мне доложили, что лесопосадка взята⁈