— Сделано, — ответил я, засунув красивый кусочек картона во внутренний карман жилетки. — А Илью отпустишь со мной?
— Нет, пусть трудится, тебе сейчас полезно побыть одному и хорошенько подумать, что надо сделать для того, чтобы предпринять удачную попытку реабилитироваться.
— Хорошо, будет так, — сказал я, поднимаясь со стула. — Ну, я пошёл?
— Да, конечно, — он смерил меня взглядом на прощание, раздражения и ненависти я в нём уже не видел, только немного грусти, как по безвременно ушедшему родственнику. — И будь осторожен. На тебя уже никто не охотится, а там Бог их знает.
— Понял, постараюсь, — я развернулся и вышел из кабинета.
Интересно, у меня в кабинете есть дождевик? Или не чесать мозги и поехать на такси до ближайшего торгового центра? Да, наверно с этого я и начну, а там видно будет. Один хрен на первом месте покупка телефона, остальное вторично. В коридоре чуть не столкнулся с вылетающим из манипуляционной Юдиным.
— О, освободился? — радостно затрещал он. — Ну чё? Как? Чё он сказал?
— Решил попробовать дать шанс на реабилитацию, — ответил я и отодвинул его в сторону окна, чтобы не мешаться посреди коридора. — Буду думать.
— Ну тогда пошли, как раз привезли интересный случай. Там твоя мать и Виктор Сергеевич уже разбираются, меня за Борисом Владимировичем послали.
— Нет, не могу, отец отправил на выходной, отдохнуть от всего и подумать о смысле жизни.
— Успеешь подумать, идём со мной! — он схватил меня за руку и потащил в сторону манипуляционной. — Подождёт твой выходной, тем более, что меня никто не отпустил несмотря на коленопреклонённые просьбы. Да хватит уже упираться, идём! Вот если Алевтина Семёновна тебя пошлёт, тогда уже совсем без вариантов.
— Она расскажет отцу, что я нарушил его приказ.
— Далеко не факт, тебя она любит больше, — категорично возразил он.
— Ну ладно, — я дал ему утащить себя в манипуляционную, натягивая по пути халат, который мне вручила одна из медсестёр.
Вот что я делаю, а? Ведь по нормальному сказали, не лезь, а тебя прям прёт! Профессиональное любопытство? Оно, сволочь, трудно эта животина поддаётся дрессировке. Моё появление в манипуляционной, что самое удивительное, не вызвало мгновенного отторжения и взмахов швабры.
На столе лежал мужчина лет сорока, судя по запаху, под достаточно тяжелым «шафе». Из голени торчал обломок ветки. Из краткой предыстории — полез на дерево за котом по просьбе соседки. Так-то поступок благородный, но зачем это делать практически в состоянии наркоза? Один только плюс — ему не сильно больно. Я молча рассматривал ногу пострадавшего, прикидывал в уме траекторию прохождения ветки, расположение сосудистых пучков и групп мышц. Мужику очень повезло, можно сказать отделался лёгким испугом, ни одна важная артерия скорее всего не задета.
— Ветку не удаётся извлечь, — сказала мать, особо не удивляясь моему появлению. Видимо отец не ввёл её в курс о своих распоряжениях и телодвижениях по поводу меня. Это получается чисто моё ослушание, но я здесь ненадолго и куролесить не буду. — Похоже там есть сучок, который мешает вытащить, упёрся и не даёт.
— Надо немного расшириться, есть инструменты? — спокойно сказал я, словно нахожусь на дежурстве в своей родной больничке, а не в мире магии.
— Ты? Инструменты? — брови мамы попытались скрыться под колпаком, под который она умудрилась полностью убрать свою великолепную причёску. — Ты же всегда говорил, что это архаизм и давно никому не надо.
— Времена меняются, так есть?
— Прям заинтриговал, конечно есть, — она повернулась к шкафчику и достала металлическую коробку. По внешнему виду я догадался, что это аналог наших биксов. Значит инструменты здесь стерилизуют, хоть тут нет отличий. Надо ещё увидеть сами инструменты, а то уставлюсь, как баран на новые ворота. — А вот как раз и Борис Владимирович пришёл, он нам его обезболит и угомонит.
— Судя по запаху в кабинете, этот пациент в обезболивании уже не сильно нуждается, — недовольно пробурчал Корсаков. Он был наглухо запелёнат в белый халат, словно это он собрался кого-то оперировать. Как раз в этот момент прозвучала нечленораздельная речь подранка, сопровождаемая приличным количеством неприличных выражений. — А вот успокоить его точно надо.
Стоило только мастеру души поднять руку, как нецензурные тирады стихли, и пациент мерно засопел. Теперь не будет мешать причинять ему добро. Медсестра быстро застелила небольшой операционный столик и разложила инструменты. К моему превеликому облегчению их вид не вызвал у меня культурного шока. не совсем наше, но вполне приемлемо.