И бабка рассказала:
– Ох, и времена были тяжкие! Нас, оборотней, как гоняли-то! И жгли, охотники нас травили, крестьяне кольями протыкали, на вилы подымали! Какой медведь-шатун зимой поднимется, оборотней ругают. Псина глупая бабу какую тяпнет, «оборотень» блажат. Ох, тяжко-о! И вздумалось тут Гронту любовь закрутить. Да какую любовь-то ненормальную! Как мозгов лишился. Ничё не слышит, не соображат совсем! Один свет в окошке – Листавией её звали. Ох, змея! Ведьма! Лицом чисто ангел. Кожа тоненька, гладенька, молодая. Носик ровненький. Губки пухленькие, что твой цветочек. Глазки навроде наивненьки, а иной раз огоньками вспыхивают – Гронту-то заливает, мол, от любви большой к нему, Гронту, значит. Волосья сыпятся по плечам. А вот цветом-то волоски уж больно диковинные – черны, что у ворона, а по черноте белые пряди переливаются. Сзаду посмотришь, подумашь – старуха перед тобой. Спереду глядишь, девка – красотой странная. Говорит ласково, что ручеёк журчит. Глазки-то при разговоре всё вниз опускает, прямо не смотрит. С виду такая простота, такая ласкова. Вот Гронт и втюрился. Из-за неё-то всё и случилось!
Бабка горестно вздохнула и, уставившись куда-то поверх наших голов, продолжила:
– Она в деревню нашу с тремя мужиками приехала, на лошадях верхами. Едет улицей к трактиру, да мимо Гронта с Ларсом. А лошадь-то непривычна. Возьми да шарахнись от парней – коняку-то не обманешь, она оборотня завсегда чует и шарахается, если непривычна. Тут-то Листавия эта на Гронта и взглянула. А чё? Парень видный, красивый, глазами-то на девку в штанах выпялился. Где это видано, баба в штанах, в плаще и шляпе – одета как мужик, а причиндалы все бабьи? Ляжки без стыда выставлены, а притом глазки из-под ресничек стреляют, щёчки аленьки, вроде как от скромности. Проехала она со своими мужиками до трактира, еду заказали. А после мужики-то дальше поехали, а она в трактире комнату сняла, говорила – то попутчики были, а она, вишь, притомилась в дороге, отдохнуть хочет. Куда ехала-то – так и не сказала, всё юлила. Вроде языком чегой-то мелет, а никак не поймёшь, об чём сказать хотела. Да так завернёт, что забудешь, что у ей спрашивал. Так и морочила. Это ж потом мы узнали, что она – ведьма, а те мужики – помощники еёные по злым делам. Она, вишь, нам в доверье втиралась, говорила – изучаит оборотней, чтоб, значит, помочь нам. Для того, значит, брала у нас плевки, кровь… говорила – изучаит. Она и взаправду изучала, да только затем, штоб над оборотнями командовать. Надо было одним магам над другими победить, вот и хотели они послушниками сделать оборотней, штоб мы по их приказу убивали. А оборотней потом ещё больше бы извиноватили и пуще прежнего нас травили бы. Вот и начала она с Гронта. Хи-хи да ха-ха, на свиданья, значит. Любовью ему голову закружила, говорит, хочу по-волчьи. Тот перекинулся, весь в томленьях, а у ей сетка волшебная приготовлена, с которой не то что оборотень, а и маг не вывернется. Кликнула помощничков, они у ей недалече спрятались, да давай Гронта-то доить – ей не любовь нужна была, а ещё и сок, жизнь дающий, понадобился для изученьев. Вот какие непотребства творила! Ррык говорил, страшные дела сотворились бы, если б она свои изученья закончила – всяких бы чудищ наделала, и беда ко всем пришла бы, по всем деревням, городам и странам… Гронт-то поначалу взъерепенился, обиделся, что она за любовь его так срамно ему сделала. А ведьма энта ему и говорит – от любви большой, помочь хочу, опоила его зельем… Мы так думаем, она на ём испытывала, чтоб оборотень ей подчинялся. У Гронта уж совсем мозги снесло, только ей в рот и глядит, на нас рычит, огрызается. Худо ли бедно, мы ещё как-то терпели. Гронт-то всё время у Листавии отирался. А тут слухи пошли – люди пропадают… В лесу, и даже в домах человеков, а то и оборотней, растерзанных находили. Как-то повстречали на улице Гронта, шёл человеком. Глядим, глаза дурные, а от него кровью несёт – и это в людском виде! Я к нему, зову, штоб пришёл домой пирога поесть да поговорить, а он рот кривит, угрюмится – не пойдёт, грит, у него жизнь другая с любимой женщиной. И усмехается страшно, зло. А потом Раста – самая младшая моя доченька увидала, как он из дома наших соседев весь в крови выходил. А сосед наш – Тирас, оборотень, женился на человечьей женщине, сын у них дружком Гронта с детства был. Мы, какРаста всё рассказала, сразу к соседям побежали, а там…
Бабка зажмурилась, по щеке потекла прозрачная слеза, промокнув щеку краем платка, надрывно продолжила:
– Там все растерзанные лежат – и дружок его, и мать, и оборотившийся отец. Всё перевёрнуто, переломано, лужи крови… Видать, дрались! У отца лапы передние отгрызены. Страшно стало всем. Это ж какая подлость и силища! Гронт же их всегда любил, они с Фарином неразлучниками были. И он всегда таким добрым был. Вот тут мы и поняли, какая она страшная, эта Листавия! Она моего мальчика в чудище превратила. Она на ём и ещё на двух оборотнях опыты проводила – поила их чем-то, колдовала. Она ж и тех оборотней любовью поманила. Они друг друга и Гронта не замечали, только на её смотрели, еёные приказы сполняли. Из деревни народ в один день побежал. Трактирщик с женой даже деньгу с собой не взяли. Как есть бежали. Ох, и страшно было! Все – и оборотни, и даже люди – собрались мы в соседней деревне и порешили – бежать-то некуда. Нужно остановить Листавию и людоедов! Набралось нас изрядно – людей и оборотней – под сотню. Луками и мечами запаслись, а кто вилами. Детвору с выбранными оставили, с утра окружили нашу деревеньку, да и напали на ведьму со всеми её…