— Откуда вы, господа? — поинтересовалась главная фрейлина.
«Если они к нам надолго — неплохо было б и знакомство свести. Покороче! Лишние связи — не помеха. А вдруг они — о, радость, о, счастье! — вдруг они придворные? И я, наконец, смогу вырваться из лап паучихи?! В столицу, в столицу, в столицу!»
Она недюжинным усилием воли, подавила желание вскочить с места и, хлопая в ладоши, запрыгать вокруг красавчиков.
«А что если…что если они и впрямь меня с собой заберут? Что я ей, муха какая-нибудь? Пять лет без повышения жалованья, а брильянты и варенье — „на завтра“. Наглость-то какая, а?!
„Когда, говорю, Ваша Светлость изволит осчастливить меня обещанным?“
„Когда и договаривались: „назавтра“, усмехается. Брильянты еще не доогранили, а мандрагору на варенье еще не собрали. Сама знаешь, как ее собирают и кто. В этом году, говорит, сплошные помилованья, а из свободных — кто ж это согласится? Где ж это, говорит, сыщешь такого дурня? Да и на мандрагору в этом году — неурожай.“
У-уу, жаба пупырчатая! Вечно у нее „неурожай“! — нахмурилась главная фрейлина. — И жалованье хоть бы раз в срок выплатила! Хоть бы разочек! В виде исключения, в порядке поощрения, за многочисленные заслуги. Нет, сбегу я отсюда! Непременно сбегу! И не куда-нибудь — в столицу! И Клотильду с собой заберу. Хорошая девка. Не чета этим кривлякам-ломакам, этим…этим бесстыдницам. Необразованна, конечно, зато неглупа. Да и дерется отлично — в случае чего, ни себя, ни меня в обиду не даст.»
Главная фрейлина выпятила и без того немалую грудь, и осторожно поинтересовалась:
— Куда путь держите, славные господа?
— Домой, в столицу.
— Через Дальниберг?
— Само собой, мадам.
— Ах-х! — дружно выдохнули дамы. Они уже пришли в себя и потихоньку (как им казалось, незаметно для обоих красавчиков) стали приводить в порядок платья, прически и выражения лиц.
— Хоть бы одним глазком глянуть… — мечтательным голосом протянула зеленоглазка. — Хоть бы одни-им глазко-ом…
— Нет ничего проще, — осклабился черный всадник. — У стражей Дальниберга тяжелая рука: говорят, они и во сне не снимают латных рукавиц с шипами. Заявишься незваной — и на город, и на все остальное-прочее будешь смотреть уже «одним глазком»!
— Всю, всю жизнь — «одним глазком»! — подхватил юноша.
— Да и не взяли бы мы тебя, — нахмурился черный. — Вот этих: третью, пятую и седьмую — что ж, этих, пожалуй что, и взяли бы. Только не тебя!
Названные дамы приосанились: «Нас выбрали! Мы — лучшие!»
— Остыньте, красавицы, — сказала предводительница. Смотреть на эти самодовольные до глупости лица, на эти насмешливые, снисходительные улыбочки у нее не было ни желания, ни сил: «Вот дуры!» — У господ отменный вкус, а вы подходите им по цветовой гамме, — объяснила она. — Всего-то лишь!
Раскатистый смех обоих мужчин подтвердил ее слова. Причем, юнец хохотал так, что едва не свалился с лошади.
— Как Вы догадались? — поникшим голосом, едва не плача, спросила одна из «счастливиц».
— По той же причине, по которой я — над тобой, а не ты — надо мной! Остальное — не твоя печаль! — отрезала главная фрейлина. — А, кстати, где сейчас старшая внучка герцога Дальнибергского?
Всадники молча, с усмешкой, переглядывались. — А ее сестра? Ведь у нее была младшая сестра, да не простая. Дюжего мужика запросто могла уложить. На обе лопатки, в честном бою, а не то, что вы подумали! — Она грозно свела брови, и смешки фрейлин стихли. — И обе такие красавицы. Совершенные красавицы! — шепотом, прикрыв рот ладонью и (на всякий случай) оглянувшись на мелькнувшую в окне узкую тень, произнесла она.
Ухмылки всадников стали еще шире.
А дамы… ох, дамы! Руки их, как заколдованные, сами собой продолжали рукодельничать: шить-вязать-вышивать, шить-вязать-вышивать, шить-вязать-вышивать…ох-х…уф-ф! Наконец, одна из них негромко и будто нехотя произнесла:
— Говорят, была там какая-то темная история. Не знаю-не знаю-не знаю! — мгновенно отбилась она.
— Я, я, я знаю! Кто-то кого-то лишил чего-то, изгнал куда-то и пригрозил чем-то, вот! — с торжествующим видом выпалила зеленоглазка.
— Точность и подробность — потрясающие! — ехидно заметила главная фрейлина. — Ты просто кладезь информации!
— За что купила, за то и продаю, — надулась девушка.
— Наверное, денег пожалела, вот и достался тебе «от мышки хвостик»! — засмеялась ее соседка.
— Зато твои предки были слишком щедрыми, вот ты и осталась без приданого! — парировала «всезнайка».
— Ах, ты-ии!
— Молчать!!! — рявкнула главная фрелина, предчувствуя назревающую свару. — Вот пожалуюсь Марте, что вы — все, по очереди! — строили глазки господину графу! Тогда уж попляшете!
— Ффу-уу!
— Неужто она поверит?!
— Пожалейте, помилуйте, не губите!
— Лучше уж черту из преисподней!
— Фу! Фу!! Ф-фуу!!!
Главная фрейлина с удовлетворением оглядела своих испуганных, нахохлившихся подопечных. «Значит, и впрямь строили. Не все, но почти все. Ишь, зашебуршились! Дуры набитые. Нашли, с кем тягаться.»
Одна лишь Клотильда сидела спокойно, улыбалась безмятежно. Словно прозвучавшие угрозы касались вон той блестящей навозной мухи. Или ползущего по своим (несомненно, очень важным) делам большого пятнистого жука. Или еще кого — да, кого угодно! Только вот не ее. А ни в коем случае!
«Я в Вас не ошиблась, госпожа баронесса», просияла главная фрейлина, а вслух произнесла:
— Всяк судит по себе. И госпожа графиня, несмотря на свою красоту, ум и величие, — последние три слова она произнесла нарочито громким голосом, — увы, не исключенье. Меня-то ведь пожурят, поругают — и на том все. Ну, не выплатят жалованье — ну, в первый раз, что ли? А вот ва-а-ам…
Она хищно оскалилась, глядя на дам, разом осунувшихся, побледневших и даже будто посеревших. Толстушка Мелисса едва не подавилась очередным (клубничным, со взбитыми сливками) пирожным. Изотта же так яростно трясла головой, отрицая даже самую возможность наказания, что пудра сыпалась с ее лица в разные стороны.
«Столько трудов ради этих высокородных клуш, ничегошеньки толком и не умеющих, и не желающих уметь, — подумала предводительница. — Черт бы их всех забрал, кроме одной! И поскорей, поскорей бы! Ну, погодите! Я вам всем еще покажу! Отольются мышкам кошкины слезы!»
— Так где, говорите, сейчас внучки Его Высочества? — повторила она свой вопрос.
— А-ахх! — выдохнули фрейлины. — Оо-ох!
— Говорят, ворота города до сих пор закрыты для них, — свистящим полушепотом, и зачем-то озираясь по сторонам, произнесла русоволосая.
— Вот, значит, как… — протянула главная фрейлина.
«Родство с драконами, оказывается, до добра не доводит. Особенно в наше время, — подумала она. — А ведь старшая могла бы претендовать и на королевскую корону. С такой-то родословной. Легко! Ой, что это я! Вот дурища! Зачем ей корона королевская, когда существует дальнибергская?! Правда, герцог жив, относительно здоров и претендовать на его корону могла бы разве что самоубийца. В подобных случаях на родство ведь не смотрят. Даже на самое близкое.»
— Ну, почему же, — ленивый голос черного гостя застал ее врасплох. — Не только могла бы, но и будет, — словно читая ее мысли, небрежно проронил он. И, глядя на ошеломленное женское лицо, усмехнулся: — На оглашении завещания всегда кто-нибудь претендует на что-нибудь. Случаются и законные наследники. Хотя, Вы правы, мадам, — он почтительно склонил голову, — и самозванцев там будет предостаточно. Больше, чем хотелось бы.
— Что-оо? Герцог умер? Когда-а?! От чего-о?!
— Да нет. Пока что нет, — успокоил ее черный красавец. — Болеет, все болеет, знаете ли.
— И что, давно болеет? — нахмурилась главная фрейлина.
— Да уж месяца три, наверное, — сквозь зубыпроцедил черноволосый. — Если не больше. Старый человек, сами понимаете.
— Поживите попробуйте столько-то лет! — подхватил юнец. — На девятой сот…
Он не успел докончить фразу — наткнулся на взгляд своего спутника, как солдат на вражескую пику.