Лаврентьев несколько секунд смотрит на Макарова искоса, с сомнением. Затем разочарованно вздыхает, подняв брови. Безнадежно качая головой, молча идет к столу, садится, открывает бутылку водки, разливает.
СОШНИКОВ (после паузы, глядя на Лаврентьева с неуверенной усмешкой). Да уж. Тяжелый случай.
Рушевич не сводит глаз с Макарова. На его лице проступили многочисленные, незаметные ранее морщины.
Макаров подходит к Вике. Та стоит, опустив взгляд, лицо кажется потерянным.
МАКАРОВ (тихо). Ну а ты хочешь что-нибудь сказать, прежде чем я уйду?
Вика тут же поднимает глаза на него, в них смутная тревога.
ВИКА. Я не хочу, чтобы ты уходил. (Помедлив.) Ты — мой подарок.
МАКАРОВ (грустно усмехнувшись). Я не могу быть твоим подарком. Даже в день рождения. Увы. Я живой человек.
ВИКА (с беспокойством в голосе, торопливо). К чёрту день рождения, он еще нескоро, и дело не в нем. Ты — мой подарок. Ты мне нужен. Не как предмет, а как человек. Как добрый, искренний, преданный друг. Как тот, кто может чувствовать и слышать.
МАКАРОВ (хмуро). У тебя достаточно друзей. Слышала бы ты, что они здесь про тебя наговорили.
ВИКА (громче, захлебываясь от волнения). Мне наплевать на это. Слова вообще сильно переоценивают. Хотя они — всего лишь красивая упаковка, в которой почти всегда нет ничего, кроме стремления покрасоваться и что-то с этого поиметь. Сколько мне довелось услышать разнообразной болтовни — сколько комплиментов, предложений, обещаний… (Бросая взгляд в сторону Лаврентьева). Сколько увещеваний и нотаций… (Снова Макарову.) И все это не стоило ровным счетом ничего! Мой папа сделал карьеру на правильных словах, на лозунгах, и кое-кто до сих пор ему верит. Но не я. Я уже давно не верю словам и потому не обращаю внимания на то, что обо мне говорят. (Переводит дух, спокойнее.) И все же я человек. Я женщина. Я не могу перестать надеяться, не могу не верить в то, что на свете еще остался кто-то, кто не лжет. Ты здесь, потому что я этого захотела. Да, это я все придумала. И я уговорила моих друзей помочь мне. Но не ради того, чтобы над тобой посмеяться. Мне хотелось убедиться, что ты такой, каким я тебя вообразила во время наших телефонных разговоров. Что ты не прячешься за красивыми словами и не пытаешься казаться передо мной лучше. Что твои слова о жене, о чувствах, об одиночестве — не просто маска болтливого и ни на что, кроме причитаний, не способного интеллигента. Да, мой план был по-своему жестоким. И когда я взяла ключ от машины и оставила вас одних, то пожалела, что затеяла все это. Но я должна была довести начатое до конца. Я не умею останавливаться на полпути. Прости, такая уж я есть. Мне важно было узнать, как ты поведешь себя. (После небольшой паузы, осторожно.) И еще мне хотелось тебя встряхнуть. Попытаться сделать так, чтобы ты взглянул на свою жизнь по-новому. Оценил ее ценность и хрупкость. Определился с направлением, что-то понял для себя… И если это удалось, то мы старались не зря. (Замолкает, отводит взгляд.) А теперь… Что ж, ты имеешь право быть сердитым на меня и на ребят. Имеешь право уйти сейчас, если хочешь. И больше никогда не позвонить, не прийти ко мне. Мне будет жаль. Действительно жаль. Но я пойму.