— Ступай на лестницу! Не бойся, — приказывает пожарник, протягивая Женьке руку.
Нет, Женька руки не примет. Никогда! Он сам. Но пожарник, поднявшись еще на две-три перекладины, хватает Женьку за пояс штанов и придерживает, пока тот не ступит ногами на лестницу.
— И не двигайся! — приказывает пожарник.
Женька, который собирался гордо сойти на землю, замер, а лестница вместе с ним и пожарником поползла вниз.
— Вот это да! Сама ползет! Все ахают! А я… — восторгается собой Женька.
Но когда он оказался на земле, директор, не сказав ни слова, повернулся и, заложив руки за спину, ушел в двери школы, Ольга — за ним, а ребят со двора словно ветром сдуло, только Витька стоял по ту сторону школьной ограды.
— Что, добился? — проворчал Витька. — Накрылся поход-то. Я же говорил…
Но Женька, не желая сразу сдаваться, слабо возразил:
— А чего она? Грозит еще…
— Заткнись. Дурачков нет! — Витька шмыгнул носом и, не оборачиваясь, пошел в сторону дома.
2
А Женьке домой идти не хотелось. Он поплелся к Покровским воротам и долго бродил по Чистопрудному бульвару. У «Колизея» толпился народ. Женька, может, и двинул бы в кино, да денег на билет не было. Усевшись на скамейку, Женька долго смотрел на воду, на уток, шмыгавших туда-сюда в погоне за кусочками хлеба, что бросали им с берега.
О чем он думал? А о чем было думать? О том, что произошло с ним? Нет, Женька не любил думать о плохом. И вообще, переживать неудачи было не в его характере. Он гнал от себя мысль, что в поход его теперь не возьмут, что будет он все лето сидеть в Москве, без ребят, без всяких полезных и неполезных занятий… Это бы еще туда-сюда, но было жалко маму, которая, узнав обо всем, станет переживать, браниться и курить папиросу за папиросой…
Вдруг Женька увидел Юльку и Ленку. Девочки шли по аллее, приближаясь к Женькиной скамейке.
«Нашла себе подружку, — огорченно подумал Женька. — Ябеда и пискля эта Ленка. Чего Юлька с ней дружит? А может, не дружит, так просто?..»
— А где Витька? — спросила Юлька, наверное, для того, чтобы что-то спросить.
Женька хмыкнул.
— Домой пошел.
— Витеньке вещички собирать надо, — съязвила Ленка, притоптывая пяткой.
— Ну и что? — Юлька сдвинула широкие темные брови. Ей очень хотелось поддержать Женьку. — Большое дело…
Женька, с прищуром глядя на Ленку, спросил:
— Ты-то чего ехидничаешь? Тебе-то самой что в походе делать? Ябедничать Ольге? Тебя для того и берут.
— Может быть, Женечка, и для того, — не сдавалась Ленка. — А тебя-то вообще…
— Иди отсюда, конопатая! — замахнулся Женька, вставая со скамейки. — Я-то не пропаду… Я-то… Я-то к папиному другу, генералу, в военный лагерь поеду. Я, может, в ваш поход и не собирался!
— Идем, Юлечка, Женечка не в духе… — замельтешила Ленка.
— Ты Юлькой-то не прикрывайся! — почти закричал Женька. — Что ты за ее юбку держишься? Никто тебя в подруги не принимает, да? «Идем, Юлечка»… А Юлечке, между прочим, в другую сторону… — тут он взглянул на Юльку.
Юлька стояла пунцовая, опустив глаза, и казалось, что мягкие каштановые ресницы лежат прямо на щеках девочки. И вдруг Женька почувствовал, что Юлька вот-вот заплачет. Отчего? Чем я ее-то обидел?
Никто не увидел Юлькиных слез. Она повернулась и действительно быстро пошла в другую сторону, почти побежала, подставляя лицо встречному ветру…
Ленка, растерявшись вдруг и присмирев, исподлобья смотрела на Женьку. Что думала она сейчас, кто знает? Но ведь Женька никогда не бывает виноват.
— Ну что, пискля? — гордо сказал он. — Я ж говорил, что Юльке в другую сторону.
— Дурак! Дурак ненормальный! — вдруг выпалила Ленка и побежала так, словно за ней гонятся.
А Женька услышал за своей спиной:
— Скажи, мальчик, зачем ты обидел девочку?
Это сказала старушка, сидящая, оказывается, рядом на скамейке. У нее были седые короткие волосы и нос крючком, как у Бабы Яги, но глаза, большие и добрые, лукаво глядели на Женьку.
— Какую это? — насупившись, спросил Женька.
— А ту, хорошенькую, с пушистыми ресничками.
— Чем же? Я и не хотел…
— И все-таки обидел.
— Я правда не хотел, — совсем смутился Женька.
— Тут, милый мой, важен тон. Понимаешь? Можно было то же самое сказать другим тоном. А ты уж больно грозен. Получилось очень грубо. Очень. И что вышло?..
Дом, где жили Берестовы, стоял на углу двух старых московских переулков. Даже номер дома обозначался через дробь — 4/5. В большой квартире проживали разные люди. Берестовы занимали две угловые комнаты, поэтому окна выходили на оба переулка. За окнами родительской комнаты возвышалась долговязая, с узким высоченным шпилем бывшая немецкая кирха, по-нашему церковь. Только была она давно уже не церковью, а кинотеатром под названием «Арктика». Перед кинотеатром — небольшая, мощенная булыжником площадь, через которую, если напрямик и там еще через проходной дворик, Женька ходил в школу. А из окон Женькиной комнаты был виден переулок, спускавшийся круто вниз. В конце его виднелись строения, похожие на маленький Кремль. Говорили, что когда-то, давным-давно, там был монастырь… Женька страсть как любил сидеть на низком широком подоконнике и смотреть на улицу. Чего только не увидишь…