Мать открыла глаза, провела по ним ладонью и сказала спокойно, без «декламации», как выражался отец:
— Боевые заслуги не дают права на безделье.
Наконец-то! Женька услышал то, что подсознательно хотел услышать — хотел прежде всего материнского признания его «человеческих заслуг», а потом, потом он будет делать то, что надо делать… Мать так и сказала:
— Не хочешь учиться, нет желания брать в руки книгу, учебник, бери лопату, иди на фабрику учеником… Делай наконец какое-нибудь дело! — И вдруг улыбнулась от пришедшей ей в голову мысли. — Представь себе, что кончилась война, мужчины вернулись домой и легли на диваны… Вся страна в диванах! На них лежат миллионы мужиков, пьют чай и бьют баклуши!
Оба, мать и сын, рассмеялись. Потом Женька сказал:
— А я все-таки пойду в военное училище! Пусть даже когда войны не будет… Как ты думаешь?..
— Это твое дело, — ответила мать и тут же добавила, усмехнувшись: — Но с десятью классами!
Женька признал свое поражение. Он пожал плечами и, твердо глядя в глаза матери, сказал:
— Да что я, сам не понимаю?..
— А большего я от тебя и не требую. Все. Как ты говоришь? Утро вечера мудреней. Иди спать. Я — на дежурство.
18
Вечером следующего дня, в бомбоубежище, Женька сказал Витьке:
— На работу надо устраиваться, Витек. Нечего баклуши бить, — сказал тоном, не вызывающим возражений, словно он по меньшей мере Витькин отец или другой какой взрослый дядя.
— Куда это? — Витькины глаза сразу стали круглыми.
— А что у нас поблизости?..
— Поблизости? — переспросил Витька, устремляя глаза в потолок, словно озирая таким образом всю районную округу. — На завод, что ли? — Но, сообразив, что сказал глупость, ибо никакого завода поблизости не было, стал загибать пальцы: — В Петроверигском гараж, в Колпачном пожарка, в Армянском шьют ватники, в Подколокольном прачечная, на Маросейке часовщик сидит, у Чистых магазины одни, в Ивановском, за церковью, деревяшки какие-то делают…
— Какие деревяшки?
— Чурки какие-то. Настругают и отправляют на грузовике…
— Завтра сходим, — твердо сказал Женька.
— Ага.
— Матери скажешь?
— А ее, считай, и дома-то нет. Они на казарменном. С Ленькой бабка сидит… — И вдруг Витька оживился. — А что! Я пойду! Вообще-то здорово! Будем рабочую карточку получать!
Во как! А Женька и не подумал… Он решил сменить тему.
— Чего с Юлькиной бабушкой будем делать?
— Носилки нужны. И носить… А так-то чего кудахтать вокруг нее? Скажи уж…
— Ладно. Проехали, — поспешил опередить друга Женька. — Завтра, как встанем, — в Ивановский…
Спустившись вниз по Старосадскому переулку, они обогнули старую замшелую церквушку и вошли в небольшой, аккуратно выметенный двор. Вдоль двора штабелями сложены длинные широкие доски. Человек с метлой, вовсе не похожий на дворника, подметал мелкую стружку, собирал ее со всего двора в одну большую светло-желтую горку. Заметив мальчиков, он окликнул их:
— Вам чего, ребята?
— Да нам поговорить…
Человек бросил мести, подошел:
— Поговорить? Давай поговорим.
— А вы кто? — спросил Витька.
— Я-то? — Человек достал из кармана пачку «Беломора». — Ну как вам сказать? Я, выходит, этому хозяйству начальник.
Мальчики переглянулись. Человек улыбнулся. Перебросив языком папироску из одного конца рта в другой, спросил:
— Или не похож на начальника?
— Почему не похож?.. — заколебался Женька.
— Ну тогда говорите, что нужно. У нас перерыв кончается,
— На работу… — начал Женька.
— Эвон что. А лет вам по сколько?
— По двенадцати уже.
— Да это как-то выходит не по закону…
— А чего? Мы тоже можем метлу держать, — выступил Витька.
— На, подержи. — Человек протянул Витьке метлу, и тот с глупым видом взял ее и стоял, не зная, что делать дальше, А человек сказал: — Одно дело держать, а другое дело мести, да так, чтоб и пылинки не было.
— Я и хотел так сказать… — оправдывался Витька.
— Вот и надо было вместо «держать» сказать «мести». Я бы тебя понял.
Урок был преподан правильный. И Женька решил, что «нечего из себя деточек строить!». Надо напрямую: