— Мы тут живем рядом, а школа наша не работает. Чего так сидеть? Мы бы хотели что-нибудь…
— Вот теперь понятно. Тебя как звать?
— Женя.
— Вот что, Женя. Работа по вашим силам у нас, конечно, найдется… Руки нужны… Но понимаете, зачислить вас в рабочие я не имею права… Карточку рабочую вам не выдадут и зарплату не выпишут. Вот такие дела. Это ведь только после четырнадцати в ученики берут.
— Да нам не надо этого… Зарплаты, карточек… Просто неохота без дела шататься! — Женька понял, что человек этот рассудителен, и потому выложил все как есть.
— Хорошо понимаю вас, ребята. Только любой труд должен оплачиваться, а иначе, выходит, вы в батраки нанимаетесь. — Он заулыбался, радуясь, наверно, такому сравнению. — Ладно, приходите в понедельник, а я поговорю с нашим бухгалтером… Может, в связи с военным положением…
— Конечно! — обрадовался Женька. — Война ведь! На фронте тоже не за карточки воюют.
Человек серьезно посмотрел на мальчиков.
— До понедельника! — сказал он и, взяв протянутую ему Витькой метлу, пошел в глубь двора. В этот момент раздался визгливый режущий звук.
— Они ж ничего там не слышат, — сказал Витька.
— А чего им слушать? — пожал плечами Женька. — Работать надо.
Вечером Женька поделился с матерью и тетей Дусей впечатлением от посещения «деревянной» мастерской.
— Знаю я эту мастерскую, — сказала тетя Дуся. — Махонькая на вид, а там помещение длиннющее. Раньше столы делали, парты, скамейки, что в парках ставят, а теперь, известно, по военному времени, приклады вырабатывают для этих… «пэпэшов».
Мать подняла глаза на Женьку. «Ага, что я тебе говорила?» — было в ее взгляде. А Женька вдруг возрадовался: автоматы! Вот это да! Понятно, приклады эти отправляют на завод, где вставляют в них железные детали. И — на фронт! На фронт! Вот это и значило: все для фронта!.. Витька узнает — упадет, не встанет! А то: деревяшки стругают. Ничего себе деревяшечки!
В понедельник ребят встретила немолодая черноволосая женщина, полная, с круглым бледным лицом. Она, видимо, была предупреждена о приходе ребят, зыркнула на них колючим взглядом и сказала сердито:
— Ноги вытирайте! У нас не положено в грязных сапожищах… А Серафима Степаныча сегодня не ждите. Он велел сказать, что карточек вам давать не положено, а зарплату будете получать, как за работу по найму. Вот, — она передохнула после долгой тирады. — Идите в цех. Фамилии свои там запишите, адреса… Спросите Кузьмича.
— Просто Кузьмича? — удивился Женька.
— Ух ты, какой культурный! Не хочешь Кузьмича, спросите Ефима Кузьмича, — и добавила примирительно: — Мне-то он, понятно, муж, а вам, конечно, мастер. Идите, не стойте в проходе.
Кузьмичом оказался маленький костлявый мужичонка с узенькими щелочками глаз. Он первый увидел ребят и заковылял им навстречу.
— Эй, огольцы! Видите, стружка идет? Валите ее на носилки и во двор. Вот вам лопаты, возьмите рукавицы… В обед потолкуем, — голос был у мастера скрипучий, как несмазанная телега.
Женька первый раз в жизни увидел такие большущие деревянные лопаты, да и не только лопаты — все здесь было в новинку, но времени на оглядывание не оставалось: стружка действительно шла непрерывно и больше всего мелкая, ее выбрасывал через большое квадратное окно из соседнего цеха широкий брезентовый шкив. А пахло здесь, как в лесу, и Женьке это понравилось.
Друзья наваливали лопатами на носилки стружку, выносили во двор и сваливали в кучу. Работа, с первого взгляда казавшаяся легкой, быстро уморила ребят, и, когда прозвонил звонок, означавший «обед», они были мокрые, хоть рубашки выжимай.
Рабочие, развернув свои кульки и пакетики, ели тут же у верстаков, переговариваясь вполголоса. В основном это были люди пожилые и, по всему видно, мастера своего дела.
Как ни старались Женька с Витькой разглядеть что-то похожее на автоматные приклады, ничего у них из этого не получалось. На тележках штабелями лежали короткие широкие чурки.
Ни Женька, ни Витька ничего съестного с собой не взяли. Кто ж знал? Поэтому маячить в цехе, где все ели, было как-то неловко, и ребята двинулись к двери.
— Эй, огольцы! — догнал их скрипучий голос мастера. — Погодь! — Он подошел, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Все путем, огольцы. Работали быстро, с душой. Так дело пойдет. Только условие есть: не спешить! А то к концу смены жилы надорвете. Другое условие: на обед отпускать не могу, носите с собой. Сумку в руки и пошел. А поел — ты опять работник, столяр и плотник! — И, хлопнув Витьку по спине, заговорщицки произнес: — Пойдем-ка раскулачим кой-кого, — он хихикнул.