— Кешка, — шепчет он. — Это же Кешка!
— Какой Кешка?
— Я же тебе рассказывал!
— Он?! Здорово…
И голос диктора: «Юный красноармеец Кирилл Плетнев. Фашисты сожгли его деревню. Убили мать и сестру. Воины взяли мальчика в свою боевую семью. Теперь Кеша — разведчик. Большую помощь оказывает он своим товарищам. Юный боец награжден медалью «За отвагу»…»
А Кешка все улыбается, говорит, рукой показывает…
«Рабочие московского завода «Калибр» начали выпуск…» — продолжает диктор. Но Женька уже не смотрит на экран…
Кешка? Живой! Разведчик все-таки! А Над Женькой смеялся… Как же он ходит в разведку? Ага! Так же, как Женька, только с другой стороны!.. Вот оно что… Переодевается, значит… Все так просто… Ай да Кешка!..
— Выйдем, — вдруг шепчет Женька.
— А кино? — удивляется Витька.
— Пошли, говорю!
Они выбрались из барака. Витька с явной обидой смотрит на друга, а тот молчит, видно, слов не находит.
— Ну чего ты? — ноет Витька.
— Я так и знал, что нам не в ту сторону! — врет Женька и уже сам верит в свою ложь.
— Ты что? — дошло до Витьки.
— А что?
— Кому мы нужны? Малышки…
— Какие малышки? По шее получишь…
— Что, еще одну медаль захотел?
— И захотел! — почти кричит Женька. Видно, что он, как говорится, закусил удила. Глаза его сощурены и горят тем блеском, которого Витька всегда боялся: не натворил бы чего…
— Жень, — примирительно заговорил он.
— Иди! Подашь незаметно рюкзак.
— Жень… Погоди… Чего психовать-то?..
— Все! Я решил! — И Женька, не поворачиваясь, быстрым шагом направился к составу.
Витька семенит следом. Таким он еще не видел своего друга. Не в силах переварить всего, что происходит, и понимая только одно — Женька дальше не едет и он, Витька, остается один, мальчик готов заплакать от бессилия и досады.
А на перроне переполох. Отправление дали, не дождавшись встречного. Бывает и так. Вдоль состава слышны крики проводниц: «Быстрее, товарищи! Осторожно, лед! Дайте сесть с детьми!..»
— Вот тебе и два часа! — негодует Женька. Витька бежит рядом, вцепившись в его рукав.
— Пусти! — кричит Женька. — Скажешь, что отстал. Видишь, какая кутерьма. Пусти, я тебе говорю! Рюкзак мой выкинь!
Витька наконец отпускает Женькин рукав и прыгает в вагон. Состав дернулся, пошел, сразу набирая скорость. Женькины глаза прикованы к девятому вагону, руки в карманах сжаты в кулаки, плотно сомкнулись пухлые губы. Вагон, еще вагон, еще… Мимо, мимо. Колеса стучат на стыках…
И вдруг, где-то там, уже совсем далеко впереди, отделился от вагона маленький темный комок и упал на снежный перрон.
— Молодец, Витька!
Женька бежит к своему рюкзачку, а за спиной у него уже слышны другие команды, воинские. Значит, в эшелон тоже началась посадка, значит, красноармейцам тоже не удалось досмотреть фильма…
Спустившись на пути, Женька еще не знал, что ему делать дальше. Им двигала сила не управляющая, а только повелевающая идти, не останавливаться, не думать, не предполагать и самое главное — не раскаиваться. Откуда у Женьки это странное, порой опасное чувство неуправляемости самим собой? Да чего там мудрить! Это как раз то, о чем говорил Еремеев: «Сначала подумать, а уж потом сделать». Это значит, требуется вначале «уяснить обстановку». Такова простая военная премудрость.
Вокруг раздавались голоса, гремели о кованые пороги широкие, величиной во всю вагонную стену двери теплушек, скользя в стальных пазах; звякали котелки и чайники, вдоль всего железнодорожного состава разносился дробный топот красноармейских сапог.
Женька остановился. Уверенный в том, что его не прогонят, он только ждал удобного момента, выбирая глазами теплушку, куда «запрыгнет», как только эшелон двинется, как только лязгнет первая вагонная сцепка.
Эх, Женька, Женька! И некому тебе подсказать, что в каждой теплушке есть свой командир, дежурный есть и пара дневальных… И никто тебя, мальчишка, в эту теплушку не пустит. Таков порядок, таков армейский устав. И время уже не то, когда, отступая, армия «тащила» за собой сотни беженцев, помогая им, спасая их от безжалостного, кровожадного врага… И направление другое — идет армия в обратную сторону… Так-то.
Стоит Женька, выжидает. И тут возникают перед ним две фигуры — командир и девушка. Подошли и тоже остановились. Командир ворковал приглушенным баритоном, а девушка, опустив голову, смотрела себе под ноги, носком валенка рисуя на снегу маленькие кружочки, и молчала. Послышалась команда, повторяемая разными голосами: «Закончить посадку! Командирам доложить о наличии…» Прокатившись вдоль эшелона, команда замерла где-то у самого паровоза. Командир протянул длинные руки, желая обнять и, конечно, поцеловать девушку, но та отстранилась, толкнула лейтенанта в грудь.