Сейчас Генералов сидит в землянке и чистит картошку. Вообще-то картошку чистят бойцы, которых выделяют в наряд на кухню, но когда они задерживаются, дядя Боря не ропщет, а берется за работу сам.
Женька, вытирая ноги о порог, сообщает:
— Дядь Борь, осталось только ящик к лыжам приколотить. Мировые сани для дров. По снегу еще как пойдут!
— А ты изобретатель! — улыбается повар. — Вот, казалось бы, простая вещица, а я, старый дурень, и не додумался.
— Да это что! — хвалится Женька. — Я еще что-нибудь придумаю.
— Придумаешь еще… — соглашается дядя Боря. — А у нас с тобой беда. Картошки не хватает. Вечерком в Лыковку съезжу, может, там чего и осталось?..
— И я с вами? — спрашивает Женька.
— А чего ж, и съездим. Вот отвезем связистам обед и айда…
С усилием тянет коняга полевую кухню. Дорога в этом месте разъезженная, снег пополам с землей на треть скрывает колеса. Женька сидит на узком деревянном облучке, а Генералов шагает рядом, подергивая вожжи.
— Но-о, Смелый! Старайся, труженик. У связистов животы подвело.
— Дядь Борь, а почему вы его Смелым прозвали?
— А ничего не боится, — с гордостью отвечает повар. — Отчаянный конь, все ему нипочем. Потому и Смелый.
Конь будто понял, что речь идет о нем, наклоняет большую голову, косит глазом и возбужденно фыркает.
— Все понимает! — восхищенно выпаливает Женька.
— А как же… Лошадь — скотина умная.
— Дядя Борь, а где же наши разведчики? — как бы невзначай спрашивает Женька и для наглядности даже крутит головой.
— Здесь их нету. Они ближе к передку. А тебе что до них?
Женька не отвечает, делает вид, что заинтересован чем-то под колесами кухонной повозки.
На передке? Значит, на передовой, до которой, как Женька уже усек, километра три, а то и побольше… Подождем, урезонивает он себя, поспешишь, людей насмешишь.
— Вот ты какой день у меня? — снова заговаривает Генералов.
— Десятый уже, — безразличным тоном отвечает Женька.
— Видишь, десятый. Все стратегические темы мы с тобой обсудили, а главный вопрос я тебе не задал.
— А вы задайте!
— Задаю, — и дядя Боря сразу становится серьезным. — Кто есть на войне первый человек? Без кого нам не видать победы над оголтелым фашистом?
Женька снисходительно улыбается. Ну и вопросик!
— Первый человек на войне, ясно, Верховный Главнокомандующий! — отрапортовал Женька, но дядя Боря не сдается, хотя несколько смутился.
— Ну… Тут с тобой как поспоришь? А если брать ниже? — Женька удивлен, а повар продолжает: — Задаю тебе наводящий вопрос, — дядя Боря выдерживает внушительную паузу. — Предположим, бойцов надо поднять в атаку, а они три дня не ели, не пили и силенок у них нет…
— Повар! — перебивает Женька Генералова. — Как же я сразу не догадался?..
— То-то оно и есть! — добродушно смеется дядя Боря.
А дорога меж тем вышла из перелеска. Справа в ложбинке показались землянки батальона связи, а слева — голый заснеженный берег реки. На том берегу большое полуразрушенное село…
И в это время над их головами просвистел снаряд, тут же, неподалеку, в голой рощице, раздался взрыв. Женьку словно ветром сдуло с облучка.
— В нас, что ли?
— Да нет, — успокаивает повар. — Так пуляют, для острастки. Своего, Евгений, снаряда никогда не услышишь, а всем пулям все равно не накланяешься. Чего одежу зря пачкать?
Вот оно что! Этого Еремеев Женьке не говорил. Значит, если в тебя — то поздно уже ерепениться.
И снова свист снаряда. А разрыв уже ближе к дороге.
— Хоть и так пуляют, — забеспокоился повар, — а поспешать надо. Но-о, Смелый!
И конь переходит на тяжелую рысь.
А Женька успевает подумать: надо бы Смелого в сани запрягать… Чего лошадь мучают…
4
В землянке у связистов тепло. Железная печка накалилась, аж розовая стала… Дежурный телефонист, как всегда, у аппарата. Он монотонно повторяет одно и то же:
— «Заря», «Заря»! Я «Сатурн»! Я «Сатурн»! «Заря»! Я «Сатурн»… — И так до бесконечности, то есть все дежурство. А потом другой — то же самое.
Женька полюбил этот самый момент — начало общей еды, когда все сразу, одновременно начинают звенеть о котелки ложками. Интересно наблюдать, как люди по-разному едят…
— Хороша кашица! — говорит кто-то.
— Генеральская, — вторит ему другой.
Все смеются.
— А Морковка-то, — выступает Коля Якименко, — отъелся на «генеральских» харчах. Вон мордень как округлилась.