Женька аж вздрогнул, а Волков стал крутить регулятор диапазонов, и вот сквозь звуковую какофонию словно выплыло из эфира, зазвучало далекое, но так знакомое: «От Советского Информбюро. Вечернее сообщение от двадцать шестого января…»
Женька долго не мог заснуть. В землянке было тепло и тихо. Урынбаев ушел. У аппарата теперь дежурил Рябин, молоденький боец со смешным рыжим пушком над верхней губой. А где-то наверху в морозном воздухе то и дело ухали взрывы. И Женька подумал, что там, снаружи, за лесом, в окопах, присыпанных снегом, сидят и стоят бойцы и не спят, все равно, ночь или день… И смена к ним не придет. И так месяц, два, три… Женьке стало морозно от этой мысли. Сколько еще будет длиться эта война?..
Дверь еле скрипнула, но Женька тут же открыл глаза. Это вошел Урынбаев. Наклонился к Рябину:
— Вы что, Рябин, не отвечаете? Нет связи?
— Как нет? — всполошился телефонист. — Только что…
— Быстро на обрыв. Бегом! — и Урынбаев сам садится у аппарата.
На выходе из землянки Рябин решил перемотать портянку. Стоя на одной ноге, он ловко проделал эту операцию и только всунул ногу в сапог, как сзади него раздался шепот:
— Я с вами.
— Морковка? — В голосе Рябина послышалась радость, но тут же он сказал: — Назад давай! Назад! Слышишь?
Женька не двигался.
— Да чего тут такого? — хорохорился мальчишка. — Вдвоем и веселее…
— Ладно уж, помогай, — отозвался Рябин, решив небось, что вдвоем и правда веселее…
Он пошарил рукой в снегу под накатом землянки и, нащупав телефонный провод, выведенный через дверь, подал его Женьке.
— Держи! И через кулак пропускай. Как до обрыва дойдем, второй конец искать будем. Вперед!
Они бегут друг за дружкой. Рябин впереди, Женька сзади. Снег рыхлый и во многих местах чернеет воронками от снарядов… А впереди кусты и редкие, прозрачные в ночной мгле березки.
Провод, извиваясь, шуршит в Женькином кулаке, и снег, налипший на него, залезает в рукавицу… Где-то близко разрыв, другой… У Женьки начинают сами по себе постукивать зубы. И он спрашивает:
— А чего это немец ночью пуляет?
— Как чего? Чтобы навредить. Видишь, кабель перебил, линия молчит… Наметил днем цели, а теперь обрабатывает.
— Так он же нас не видит.
— А чего ему нас видеть! — злится Рябин. — Он и не видючи на тот свет отправит.
Снаряд разрывается совсем рядом. И вдруг Рябин начинает петь:
— «Броня крепка, и танки наши быстры… И наши люди мужеством полны…»
Что это он? Но Женька не успевает спросить — новый разрыв… Оба падают на снег. Над ними свистят осколки.
— Вперед! — командует Рябин. — Перебежка…
И снова они бегут, и снова Рябин орет:
— «А ну-ка, девушки… А ну, красавицы! Пускай поет о нас страна!..»
— Чего это вы?
— А чего?
— Поете…
— А! Вообще-то меня Федором зовут. А пою… Понимаешь, Морковка… Страшно бывает… А петь начинаешь — другое дело…
— Так вы ж давно на фронте. Не привыкли?
— Привыкнешь тут…
И вдруг Женька теряет провод. Он выскользнул из кулака, но мальчик тут же находит его на снегу.
— Дядя Федор! Вот! Нашел! Обрыв! — не веря самому себе, кричит Женька.
— Порядок, Морковка! Давай в воронку. Где-то тут второй конец… Сейчас… — и Рябин скрывается в белесой мгле.
Женька прыгает в воронку, ложится, не выпуская провода из кулака. И тут же вспомнил, как лежали они втроем на ничейном поле, под градом осколков, положив на затылок ладони… Потом Еремеев учил: «В одну и ту же точку снаряд попадает один раз из тысячи. Воронка — самое безопасное место».
Где-то недалеко снова раздаются взрывы. А вот уже слышно, как поет Рябин: «Как родная мать меня провожала, так и вся моя семья набежала…»
Разрывается снаряд. Женьку засыпает землей и снегом. И мальчишка вдруг заорал что есть мочи:
— Броня крепка, и танки наши быстры!.. Дядя Федор, эй!
— Я тут! Ты что, испугался? — Рябин спрыгивает в воронку. — Порядок, Морковка! — В пальцах у телефониста второй конец провода. — Сейчас мы его… — Он достает нож.
— Дайте я, дядя Федор.
— Да какой я тебе дядя! Федя, и все, — и он отдает Женьке концы проводов и ножик. — Соединяй, Морковка, учись!
— Чего там. Это я умею… — хвалится Женька и добавляет: — Только вовсе я не испугался. Отвык немного.
Эге, далеко они «отбежали». Назад идут не спеша. Женька еще и не отдышался.