Женька видел, как Федя Рябин побежал в сторону штабных землянок… Видел, что поодаль стояли обе девушки, Катя и Лена, в накинутых на плечи полушубках. Лена о чем-то просила подругу, а та, склонив голову, молчала. Потом повернулась и ушла в землянку. Лена, махнув рукой, последовала за ней…
Тракторист, оставив на дороге работающий трактор, бежал следом за связистом, а Женька еще не понял смысла этой операции, но в том, что все это относилось к нему, не было сомнений.
— Товарищ капитан… — переведя дыхание, выпалил тракторист.
— Куда направляетесь?
— К артиллеристам… В артполк, товарищ капитан, зенитку везу в ремонт.
Капитан повернулся и, протягивая руку, словно хотел взять Женьку за плечо, приказал, именно приказал, а не сказал:
— Ребенка в артполк. Оттуда в тыл. Скажите, распоряжение капитана Маслова.
— Есть! — отчеканил тракторист, переводя взгляд на Женьку.
Тут Женька увидел широко шагающего Урынбаева. За ним следом семенил Рябин. Урынбаев подошел, козырнул и взял с места в карьер:
— Товарищ капитан, мне кажется, бойцы сами должны отправить мальчика. Проводить, как положено…
Маслов спросил спокойным голосом:
— У вас все, политрук?
— Все.
— Вы слышали мой приказ? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Ребенок должен быть отправлен немедленно.
В присутствии Урынбаева осмелел и Коля Якименко:
— Товарищ капитан! Да мы…
— Отставить разговоры! — И, повернувшись к трактористу, Маслов сказал жестко: — Выполняйте.
Тракторист сделал шаг к Женьке. Но тут Женька взорвался:
— А чего это вы приказываете? Я сам прибыл. Я вам не подчиненный… Да я уйду, пожалуйста! Пусти меня! — набрасывается Женька на тракториста, уже взявшего его за рукав. — Пусти! — Женька пытается вырваться, но тракторист цепко держит его.
Все молчат, а Волков вдруг пробубнил хмуро:
— Ну что? Что я вам говорил?.. Одно расстройство.
Тут и Маслов понял, видно, что не все так гладко у него получилось, не все вертится на одном только приказе.
— Товарищи бойцы, — спокойно заговорил он, — вы же взрослые люди. Бывалые. Вам ли не понять: ребенок не игрушка, не жеребенок в поле. Действующая армия, а вы… Нехорошо так.
Он повернулся и направился к машине, а тракторист говорит, словно маленького уговаривает:
— Пошли, хлопец, чего там, раз такое дило… Пошли. Приказ есть приказ…
Ни с кем не попрощавшись, не сказав никому ни слова, Женька понуро двинулся за трактористом и вдруг вспомнил: рюкзачок! Он обернулся… Лучше бы не оборачивался. Бойцы стояли хмурые, словно виноватые в чем-то. Дядя Боря и вовсе отвернулся, положив руку на шею Смелого… А в чем все они виноваты? Не заступились за него? Вот сам политрук заступился, и что? Нет, Женька уже не обижался на них.
— Федя! — крикнул он. — На кухне мой рюкзачок!..
— Ясно, Морковочка! — закричал Федя и бросился бежать.
Маслов уже укатил на своей «эмке», и Урынбаева тоже след простыл. Жаль, надо бы с ним попрощаться, подумал Женька и вдруг крикнул:
— Никуда они меня не отправят! Вот увидите!
Бойцы сразу загалдели, заулыбались. Наверно, легче стало им от этой глупой, по-детски наивной, врачующей веры.
Женька шагал за трактористом к дороге, где рокотал трактор. Сами собой навернулись на глаза слезы обиды и собственного бессилия.
А у трактора уже ждал его Федя Рябин с рюкзачком. Он наклонился к Женькиному уху и зашептал:
— Урынбаев-то, Урынбаев!.. Дозванивается до артполка, сам сидит ручку крутит. Злой, как тигр. Ты, Морковка, не пропадешь!
У Женьки хоть немного, но отлегло от сердца.
— Да я и ничего. Я где хочешь пристроюсь. Плохо, что зима. А Урынбаев и правда мировой политрук!
Тракторист открыл дверцу своей кабины, но Женьку это не устраивало. Он отрицательно покачал головой и, взобравшись на лафет пушки, отвернулся, дескать, «и слушать не хочу, и с тобой в одной кабине не поеду». Тракторист сплюнул в сердцах, погрозил Женьке кулаком и уселся в кабину.
Они двигались полем, перепаханным снарядами и минами. Справа и слева разбросаны какие-то железяки, присыпанные снегом. Да нет, не железяки это, а немецкая техника, брошенная в поле… Кто ее будет потом собирать — думает Женька. И приходит ему на память предвоенное лето, душные леса, теплая и мягкая земля под ногами, речной песок, прохлада воды, запах парного молока и меда… Да мало ли что еще. Тогда все страшное и непоправимое было впереди… Как странно, что давно уже не было школы, учебы, диктантов, контрольных работ, вопросов и ответов… Как же не было? А учеба в еремеевской школе? Это же целая наука! Что он помнит? Да все помнит. Еремеев долгими днями, лежа в лесу, в ожидании сумерек, «двух зайцев убивал», по его выражению, — Женьку учил и сам свои армейские азы повторял. Он называл это «командирской учебой». Почему Женька вспомнил об этом? Ага: «Противника надо держать в пределах возможной видимости». Вот если бы Маслова держать в этих пределах, черта с два Женька попался бы… Хотя Маслов, конечно, не пример… Не Маслов, так кто-нибудь другой…