— А как же. Только что-нибудь одно, зависит от местности, от удаленности…
Так, постепенно наука эта становилась для Женьки делом вполне доступным, и он терпеливо ждал удобного момента. Однажды он спросил у Саши:
— Саш, ты все обещаешь: возьму с собой. А когда возьмешь? Что я, так и буду сидеть, печку топить?
— Возьму, — серьезно отвечает Зайцев и добавляет: — Только это ведь не в лес по грибы.
— Ясно, товарищ сержант! — радостно кричит мальчишка.
— А печку топить, товарищ боец, тоже дело не последнее…
— Понятно… — уныло ответствует Женька.
Февраль сорок второго выдался уж больно морозным. Все бы ничего, но ветер! Так с ног и сшибает, особенно на открытом месте…
Саша уходил обычно под вечер и возвращался на другой день к ужину. Женька сушил его валенки, полушубок и маскхалат. Одевался Саша тепло. Под ушанку еще подшлемник натягивал… Лыжи у Саши были широкие и короткие. Он называл их «сибирки», палок и вовсе не было. Женька диву давался: разведчик ходил на лыжах, как без лыж, вроде и не чувствовал, что у него к ногам доски привязаны…
Бывало, вернется Саша, сядет за маленький столик и чертит на карте кружочки, ромбики. Молчит, сопит, а потом унесет карту в штаб или отдаст в соседнюю землянку командиру взвода.
Командир взвода разведки или управления, как ни называй, — старшина. Бывшего командира, старшего лейтенанта, убило еще до Женькиного появления. А этот длинный, сухой, как жердь, и лет ему немало. К Женьке он никак не относится — ни хорошо, ни плохо. Посмотрит на него, мотнет головой, вроде как поздоровался, и все дела. Женьку это вполне устраивает.
Саша со старшиной держался просто, называл его Антонычем, а тот Сашу — Шурой. Женька решил не вникать в их отношения. Только однажды Саша сам сказал, вернувшись от взводного:
— Наш землемер дело знает.
— Почему землемер? — спросил Женька.
— Профессия его такая. Мужик грамотный. Мы с ним в одном госпитале лежали… Хороший мужик.
И Женька из двух этих фраз распознал истоки их отношений.
На кухню Саша и Женька ходили вместе. Бойцы относились к сержанту уважительно и без опаски. Саша не «укрывал» Женьку. Водил его везде за собой. Картина была, конечно, комичная. Однажды кто-то сострил:
— Товарищ сержант, чего вы ребенка морозите? В карман его! И пусть сидит греется.
Саша добродушно улыбнулся.
— Я бы посадил, да в кармане махорка. Боюсь, чихать будет.
Все засмеялись, и Женька засмеялся, представив себя сидящим в кармане у Зайцева.
И вот однажды! Сам командир полка! Они встретились нос к носу — Женька и майор Ратов, коренастый рыжеватый крепыш на коротких кривых ногах.
Женька остановился, деваться было некуда, он вытянулся по стойке «смирно» и лупил глаза на командира. Тот секунды две-три смотрел на Женьку, потом сказал:
— Зайцева ко мне! — повернулся и пошел, легко ступая кривыми ногами по утоптанному снегу.
Женька обомлел. Неужели опять? Так ведь и не скрывался он ни от кого. Даже удивительно было: командиры-артиллеристы смотрели на Женьку, словно на что-то вполне разумеющееся, и гнать его никто не гнал, и вопросов не задавали…
Может быть, этой встречей Женька подвел Сашу? Войдя в землянку, он остановился в дверях.
— Саш, — промямлил Женька виноватым голосом, — майор вызывает.
Саша тут же вышел, а Женька, не раздеваясь, присел у печки, теребя на коленях свою замызганную ушанку. Он со страхом ожидал возвращения Зайцева. Ему уже становилось жаль себя, и, когда скрипнула дверь, он даже зажмурился: что-то сейчас будет?.. А Саша, стягивая полушубок, сказал в сердцах:
— Ну где я ему раздобуду валенки? — и, поворотившись к Женьке, спросил: — Тебе что, в ботинках плохо? Нормальные ботинки… С носками…
Женька ничего не понимал.
— Мне хорошо, Саш, — поспешил ответить мальчик.
— А командир велел тебя в валенки обуть! Говорит, не хватало ему в полку обморожения… В ботинках, дескать, зимой не положено.
Вот ведь какая штука! Непонятное что-то происходит. Сам командир полка заботится! Может, Урынбаев? Конечно, Урынбаев! Рябин же сказал, что казах в артполк дозванивался… Вот оно что! Если б не он, то и Саша бы не помог — и ему самому влетело бы, и меня за ушко да на солнышко…
Женька сказал об этом Саше.
— А ты как думал?! — улыбнулся сержант. — У тебя котелок, точно, варит! Я уж не знаю, как там они договорились и кто этот Урынбаев, а наш командир сказал: «Пусть мальчишка поживет», стало быть, и комполка в курсе…
Женька был на седьмом, а может быть, и на десятом небе.