— Ладно… — миролюбиво отвечает Женька. — Пока терпимо.
Лежали долго. Когда посветлело над ними небо, а внизу, в овражке, обозначились очертания голых кустов, Саша достал бинокль. Он долго, казалось, очень долго смотрел вперед, словно навсегда застыл в этой позе.
— Смотри, — вдруг сказал он. — Перед деревней справа холм. Эта высотка нам и нужна. — Он отдает Женьке бинокль. — Что там у них? Видишь?
Еще бы! Вот они, фрицы. Женька жадно впивается в бинокль. Ага, я тебя вижу, а ты меня нет! Знакомая картина.
— Саш, их там кучи! — говорит Женька.
— А еще не утро. Половина еще спит, — как бы про себя бубнит Зайцев. И снова достает карту. Отметил что-то кружочком. — Это у нас полработы. Еще находимся. Давай на другое место. Обойдем-ка тот лесок.
Стали опять спускаться в овраг. Женька не сделал и нескольких шагов, как провалился в сугроб.
— Ну что же ты? — Саша подхватывает Женьку под мышки и вытаскивает из снега. — В воронку угодил…
Но Женькин валенок остался в снегу. Зацепившись за большой палец голой ноги, висит портянка. Ну и видок! И оба хохочут, и сразу становится теплее.
Теперь они идут по колено в снегу.
— Отчего так много снега? — вдруг спрашивает Саша.
— Намело, — отвечает Женька.
— А наверху не намело? Ты чего так туго соображаешь? Наверху поземка сметает, выравнивает слой, а в овраге все задерживается. Понял? Вот и знай наперед…
Ну, пошла учеба, улыбается про себя Женька. Это уже зайцевская школа.
Они выбрались наверх и долго шли, обходя лесок полем. Снова замело, да как! В двух шагах не видать ни зги. Тут уж не до смеха.
— Не робей, — говорит Саша.
— А чего? Я ничего…
И вдруг сквозь шум ветра возник непонятный рокочущий звук. Не то трактор, не то танк… Зайцев толкает Женьку в снег. И тут же, совсем рядом, в каких-нибудь десяти метрах возникают черно-белые фигуры. Немцы! Они идут за трактором. Следом движутся две машины, крытые брезентом, движутся тяжело, с натугой. Слышны команды, знакомые Женьке, отрывистые, каркающие…
Прошли. Смолкли голоса. А Саша продолжает лежать.
— Влипли мы, — бормочет он. — Заблудились, что ли?..
Женька молчит. Даже рукав прикусил.
— Лежи, лежи, — говорит Зайцев, — Не боись. У нас еще день впереди, — и вздохнул. — Во сыплет, во сыплет…
— Как это они здесь оказались, Саш?..
— Как оказались… Война — не кино. Оказались, значит. У нас свой маневр, у них свой. Мы же в тылу у них, чего ж удивляться… А что в грузовиках, как по-твоему?
— Снаряды… — то ли спросил, то ли ответил Женька.
— А у тебя котелок варит.
— Саш, а может, это они заблудились? По такой-то погоде…
— Так ли, не так, а знать надо: фашист неглуп, не меньше нашего соображает. Его, брат, шапками не закидаешь. Поняли уже.
И снова идут они по снежной равнине, против колющего леденящего ветра. Женька выбился из сил. Проваливается в снег, выбирается, снова проваливается… Сопит как паровоз.
— Нет, без лыж больше не пойдем. Амба! — сетует Зайцев. — Век живи, век учись…
Весь день шел поиск, снег валил и валил. Саша исчертил всю карту, обойдя злосчастное Бахово со всех сторон. У Женьки, как говорится, уже «язык на плечо», а Саша все мечется по снежной целине, довольный, разгоряченный. Удалась работа!
Они отдыхали, укрывшись в небольшом березняке. Поели. Хлеб был даже теплый — он лежал в холщовом мешке у Саши за пазухой и был согрет его большим телом.
Заметно темнело. Пройдя еще полкилометра, Саша вдруг сказал обрадованно:
— Гляди, куда вышли! Видишь?
За снежной пеленой метрах в пятидесяти зачернело очертание пепелища.
— Точно! — обрадовался Женька. — Мы здесь шли…
— Ну, теперь, почитай, уже дома. Приказываю отдышаться. На пузе, на пузе лежи, а то простынешь.
И вдруг между черными торчащими трубами бывших когда-то домов одна за другой появляются две… три… пять… восемь фигур в маскхалатах, на лыжах, с автоматами…
— Лежать! — шепчет Саша.
— Кто? — тоже шепотом спрашивает Женька.
— Должно быть, наши… — отвечает Саша, хотя по всему видно, что сам он в этом до конца не уверен. — Разведка пошла…
8
Было бы, конечно, опрометчивым считать, что Женькины дела «в шляпе». Полк, естественно, часть самостоятельная, и командир полка личность вполне ответственная, решающая все задачи, связанные с полком. Но командиры полков тоже люди, такие же, как и все, со своим характером, со своим собственным мнением и даже с причудами. На войне у командира полка столько прав, сколько в мирное время у самого наркома. Но и столько же обязанностей. И одна из самых главных — подчиняться приказам своих прямых и непосредственных начальников. А уж что говорить о приказах Главкома! А там сказано: «Детей и подростков, оказавшихся в расположении боевых частей и подразделений, немедленно отправлять в тыл войсковым или гражданским транспортом, оформляя им проездные документы до места следования, а при необходимости назначать для этой цели сопровождающих…» Вот такие дела. И кому какое дело, знает об этом Женька или нет. Но тот щеголеватый капитан Маслов знает, и майор Ратов знает, и старший политрук Мещеряков — комиссар полка, тоже знает… Есть выход? Нет выхода. А может, есть?.. Может, и есть: в приказе Главкома об этом только одна строчка: «Разрешить командирам частей и соединений зачислить в действующую армию подростков, имеющих особые заслуги перед советским народом и социалистической Родиной». И все. А слова-то какие! Перед народом и Родиной! Ну как, есть у Евгения Берестова, ученика 361-й московской школы, двенадцати лет от роду, такие заслуги? Признаемся честно: таких заслуг у него не имеется. Есть выход? Нет выхода.