И все снова обернулись в сторону Женьки. Но того уже не было. А боец, что вначале беседовал с Зайцевым, развел руками и, смешно оттопырив губу, сообщил громко:
— А малец-то сегодня с самим командующим за ручку! Спросите хоть Сашку из артполка…
И все-таки выходит, что Еремеев и впрямь родился в рубашке.
10
А Женька и Саша размашистым шагом уходили все дальше и дальше в глубину леса.
— Ну чего ты вылез?! — кричит Саша. — Шутка ли, вперся на чужое партсобрание и давай орать.
— А как же, Саш? Я молчать не буду, когда такое дело. Это же Еремеев! Мы шли вместе… Эх, Саша!
— А все равно нарушил маскировку… Тебе бы от начальства прятаться, а ты вылез… — Но вдруг Зайцев улыбнулся широко и довольно — натуральный Борис Андреев! — А вообще-то правильно! Здорово получилось!
— Конечно, здорово! Надо Еремеева отыскать. Ладно?
— Я сам отыщу. А ты отсиживаться будешь несколько дней.
Услышав «отсиживаться», Женька надулся.
— Саш… — занудил он.
— Нельзя высовываться. Навел шороху, теперь сиди… — и снова Саша улыбнулся. — А ведь спас ты мужика!..
Женька доволен и горд, но молчит, сопит. Только не может долго продолжаться его сопение. Они съезжают с высокой горки в лощину, и он говорит:
— Саш, чего скажу! — Женька переводит дух. — Слушай, я ж придумал! Ну, чтоб стекла у биноклей на солнце не отблескивали. Помнишь?
Еще бы не помнить! Сидели они тогда в лесочке, над замерзшей речкой, наблюдали невооруженным глазом за немецкими батареями. День был морозный, солнечный… Саша, развернув карту, чертил свои закорючки, а Женька от нечего делать взял бинокль да и направил его на противоположный берег. Ничто не предвещало неприятностей, все было учтено, и тут вдруг полетели мины, да так кучно, что Женька с Сашей еле ноги унесли. Зайцеву осколком ушанку разрубило. Саша тогда здорово разозлился на Женьку, какими только словами его не называл и отправить обещал к чертовой матери…
— Ты чего за бинокль хватаешься?! — кричал Саша. — Если котелок не варит, сиди дома! Солнце ему в морду, а он оптикой балует. Не в театре небось!
Женька страшно переживал, чуть не плакал. Это уж потом Саша сказал: «Конечно, я, дурак, виноват. Не растолковал тебе, что против солнца бинокль — гроб».
Так еще бы Зайцеву не помнить! И он спросил:
— Чего придумал-то?
Женька притормозил лыжами.
— Все очень просто! Трубочки из бумаги склеивать и на окуляры надевать. Солнце сверху светит, а на стекла не попадает. Мы сидим, все видим и не чихаем.
— Гляди-ка, верно! И просто. Проще пареной репы! У тебя точно котелок варит.
А через два дня… Сидит старший политрук Мещеряков в землянке и читает письмо из дома. Читает, головой покачивает, улыбается… Вдруг на пороге появляется фигура командира полка. Майор только что провел занятия с командирами дивизионов, распекая их по своей привычке, и еще не отошел. Увидев улыбающееся лицо комиссара, вовсе взбеленился:
— Читай, читай. Улыбайся! — Мещеряков вскинул на Ратова удивленные глаза. — Твой Зайцев мальчишку опять уволок с собой. И нету. Не вижу…
— Ничего с ним не будет. Задержались небось. Не в гости, поди, ходят.
— Ты меня не учи, куда они ходят! — уже кричит майор. — Я тебя предупреждал. Все, хватит! Это ж надо! На партсобрании выступать вздумал, шуму наделал! И где? В дягилевском полку! Нашел место!
Ратов и Дягилев, мягко говоря, не дружили и частенько друг другу «шпильки вставляли». Комиссар полка знал это и не одобрял, но с характером Ратова совладать было тяжко. Только мальчишка уж тут ни при чем! И комиссар сказал спокойным тоном:
— Зато малец, можно сказать, командира спас. Нет, парень у нас что надо! Ты давно бы рапорт написал генералу, если уж на себя брать не хочешь…
— Вот оно что! — взвился Ратов. — Теперь я виноват, оказывается? Рапорт не хочу писать. А что писать? Назови мне его особые заслуги перед Родиной. Ведь с меня спросят. Ага, молчишь. Все вы ангелы, а шишки командиру, у него, известно, шкура дубленая…
— Ну ладно, — улыбнулся Мещеряков. — Никуда Зайцев парня не уволок. Сидит Морковка в землянке, ППР изобретает.
— Что за ППР? — сразу переключился командир полка. У него это, как у хорошего шофера, незаметно получается: раз — и другая скорость. — ППР? Интересно. Что за штука?
— Проще пареной репы! Бликозащитные трубки для биноклей.
— Да что ты! Надо посмотреть. Я ж говорю, мировой парнишка.
— Это я говорю мировой… — скалится старший политрук.