— Первый взвод, строиться!
— Третья батарея! Вперед!
— По машинам!
— Огня не зажигать!
Кричали далеко и близко и разными голосами, и все это сливалось в единый крик. Только какая из этих команд относилась к Женьке, понять было невозможно. Он сидел и терпеливо ждал.
Прошел, наверно, час. Женьке стало беспокойно. Чтобы его вдруг не забыли, он все же вышел из землянки, выволок за порог Сашин вещмешок вместе с его огромной шинелью.
А на дворе-то день! И Женька увидел вдруг то, что существовало вокруг него, таилось, скрывалось, было замаскировано, спрятано, укрыто — а теперь оказалось огромным хозяйством, копошившимся на обширном лесном пространстве. Вот это да! Вот что значит — полк!
Дивизионы побатарейно, батареи повзводно, а взводы поорудийно уже выкатывались на дорогу, превращаясь в длинную бело-серую колонну. А зенитные орудия, словно вкрапленные в эту ленту, двигались без чехлов с орудийными расчетами на лафетах…
— Эй, Морковка! — услышал Женька голос взводного. Старшина подхватил Сашины вещи и закинул их в кузов грузовика. — Садись в кабину.
— Никак нет! — заорал обрадованный Женька. — Я наверху!
— Выполнять приказ!
Честно говоря, так хотелось Женьке сидеть наверху, чтобы видеть все творящееся вокруг, но «выполнять приказ» было все-таки приятно, потому что «приказать» можно только бойцу, а не какому-нибудь «прижившемуся» пацанишке.
Артполк двигался вперед за наступающей дивизией, двигался медленно, но зато долго, а это говорило о глубоком и широком прорыве немецкой обороны.
А где-то там, далеко, впереди, по знакомым Женьке перелескам и склонам уже шли наши танки, взметая гусеницами белую целину, а за ними в облаках снежной пыли и гари двигалась пехота… Дивизия в бою встречала День Красной Армии.
Женька считал, что он первым увидел Сашу. Ну как его такого не увидеть? Фигура! Саша сидел у дороги на рации, покрытой маскхалатом, и шуровал ложкой в котелке,
— Саша! — завопил Женька, выпрыгивая на ходу из кабины, и тут же зарылся по грудь в рыхлой снежной обочине. — Саша!
Прижимая Женьку к себе, Зайцев прокричал сидящим на машине:
— Наши все?
— Нет еще. Подбираем по одному…
Разведчики-артиллеристы, сделав свою работу, теперь выходили к дороге в ожидании родной колонны. Другого пути ей не было, потому и ошибки быть не могло.
Саша показался Женьке похудевшим и усталым. Еще бы! Столько дней…
Теперь сидели они вдвоем наверху, и Саша сказал:
— Ну, мы с тобой хорошо поработали. — Он хлопнул друга по спине, словно приписывал и ему часть своего ратного труда.
Женька хмыкнул.
— Ты чего? — Саша серьезно глядел на Женьку. — Одно за другое цепляется… В нашем деле подготовка нужна, не одним днем живы, — и вдруг по-мальчишечьи зашептал: — Ну ты видел, как мы им влили? В честь праздника!
И хотя, как «влили», Женька не видел, но как «вливали», почувствовал всем своим существом. И он утвердительно закивал.
— Здорово! Целый час дубасили!
— Артподготовка! Она все готовит, — с гордостью сказал Саша. — И гляди-ка, куда немец убежал! Полдня едем! Тоже — наша работа.
— Саш, — вдруг вспомнил Женька. — Тебя вроде наградили.
— Знаю… — ответил Саша, улыбнулся застенчиво и сразу стал похож на знаменитого артиста. — «Язык» больно уж ценным оказался…
И тут Женька не выдержал:
— Саш, а сколько у тебя этих наград? Ну, там, в платке…
Саша удивленно взглянул на Женьку и сказал, махнув огромной лапой:
— Ладно тебе… Потом сосчитаем.
12
А ночью полк развернул свои дивизионы прямо на открытых позициях. Этого ни в одном кино не увидишь! Дорога в считанные минуты опустела, а справа и слева от нее по всему белесому пространству выставились торчком стволы орудий. И как они успевают?! Женька видел это впервые, и глаза его разбегались.
— Очухались, видать, немцы… — сказал Саша, вглядываясь в дальний горизонт, где взвивались в небо оранжево-белые сполохи, похожие на зарницы. — Держат нас, гады!
Канонада продолжалась недолго, но зато били из всех орудий. У Женьки уши заложило. Он прокричал Саше:
— Кто корректировку дает?
— По площадям лупят! — заорал в ответ Саша. — Пехота сама нас сориентировала.
Женька сразу подумал о Еремееве. Он небось там, впереди, со своей ротой… Ну и достается пехоте. Конечно, Саше он этого не скажет, но сердцем Женька почему-то всегда с пехотой…
Память часто возвращает его на давние летние дороги по тылам немцев — леса, поля, речки… Разведка! И почему раньше Женька думал, что пригоден для этого дела только в партизанском отряде? А Кешка доказал. Он-то ведь по эту сторону фронта… Значит, еще в Москве Женька что-то не додумал. Теперь понял. Зря, что ли, Еремеев столько сил на него потратил?