— Да не трави ты душу! — взрывается Саша. — Вставай, пошли.
Они идут вдоль состава. Рассвело. Серое мартовское утро провожает Женьку терпким легким морозцем…
— Саш, пока стоим, зайди в вагон, отогрейся.
— Да я сейчас двину напрямки, в дороге отогреюсь, — и вдруг Саша спросил: — Ты не видел, куда Лена побежала?
— Видел, — врет Женька. — В землянку, на телефон… Саш, а сколько у них там народу?
— Народу много. Батальон, как ни говори. Да что за народ! Девчонки да старики…
А Женька со своими переживаниями и не подумал, как там обошлось… И обошлось ли?..
Саша сказал:
— Где тонко, там и рвется. Немец, гад, по всему фронту щупает. Рыщет, сволочь, где бы ему из колечка-то выскочить. Ну уж хренушки! Пусть, паразит, сдается!..
15
Свист снаряда был так неожидан, что Женька и Саша невольно присели, удивленно глянув друг на друга. Снаряд разорвался по ту сторону железнодорожного полотна. И тут же гукнул паровоз. Не успел Женька подумать: «И чего он стоит?» — лязгнули сцепки, и эшелон поплыл с разъезда…
А Саша уже там, возле орудийного дворика. Он кричит что-то бойцу, стоящему у зенитки. Снова свист над головой, и снова разрыв. Женька ринулся бегом к Саше. Зачем это он отцепляет телефон от кабеля?
— Бери аппарат! — прокричал Зайцев подбежавшему Женьке, а сам схватил катушку с кабелем. — За мной. Бегом! Это же танки шуруют! Ну мы им вольем! — кричит он на ходу.
Когда Саша и Женька поднялись на крышу, слышно было, что зенитчики открыли прямой наводкой огонь по танкам.
— Чего они в белый свет лупят? Со страху, что ли? — сам себе орет Саша. — Подпустить надо… — и тут ошалело посмотрел на Женьку, словно только сейчас сообразив, что это он. — А ты что? Эшелон где!.. Ну, погоди…
А Женька завопил, стараясь перекричать Зайцева:
— Танки справа!
Саша, не поднимая головы, возится с аппаратом, присоединяя кабель.
— Считай! Танки считай! — кричит он.
— Тридцать! — орет Женька. — И пехота!
— Все как по нотам. Ну погоди! Я же тут! Тут я!.. — Саша крутит ручку телефона. — «Берег»! «Берег»! Я «Вега», я «Вега»! Слышишь меня? Я «Вега!» Дай мне «Дон»! Скорей, сестричка! Что? Разъединяй! Разъединяй, говорю! На меня танки прут… «Дон», «Дон»! Слышишь меня? Я «Вега», я «Вега»! Внимание, «Дон»! В квадрате разъезда Лобаново тридцать танков. Пехота есть! Есть пехота! Ведут огонь с ходу. «Дон»! Слышишь меня? Ага. Давай! Давай! Жду!
Теперь минута кажется часом. Только слышен рокот танков. Почему зенитчики перестали вести огонь? Ясно — орудие разбито… А немцы чего молчат? Тоже ясно — другой цели впереди у них нет. Санитарный уже — тю-тю…
А Саша? Саша делает свое обычное дело. Он спокоен, он весь там, впереди, с Женькой переговаривается, как обычно во время их совместной работы.
— Эх ты, тетеря! Какие же тридцать? Их пятьдесят! Значит, где-то жарко было…
И вот наконец вдали первый разрыв, второй, третий…
— Ага! — кричит Женька.
— Ближе десять, левее пять! — заорал в трубку Саша. — Давай по горизонту! Широкая цель! Тыща метров!
Далекая отсюда артиллерия обрушила град снарядов, ведя огонь по квадрату. Снаряды рвутся в гуще танков. И те расползаются, как клопы под струей кипятка. А Саша снова кричит:
— «Дон»! Еще левее — пять. Глубина цели пятьсот. Дай по площади!
И снова шквал огня обрушивается на скопление танков. Но немцы, как учил Саша, вовсе не дураки и почуяли, что бьет по ним не противотанковая, а полевая, полковая артиллерия. Ищи, значит, корректировщика. И танки теперь отвечают, расстреливая из своих орудий разъезд почти в упор.
— Ага! Очухались!.. Сволочи… — ворчит Зайцев.
…Снаряд разрывается на крыше, у самого ее края, слева от Саши и Женьки. Все заволокло дымом, а Женьку понесло вправо. Кислый дым ест глаза, он в носу, во рту…
Саша лежит на спине, гимнастерка на груди черна, а в вытянутой руке телефонная трубка… Женька видит трубку, как бы протянутую ему… Схватив ее, он сразу закричал:
— «Дон»! Чего вы бьете за танки? Ближе сюда! Ближе! — И через секунды Женька видит, что снаряды «пошли» по его корректировке. Разрывы приблизились, они опять в гуще танковых порядков… А танки движутся вперед, неумолимо вперед. Сколько горит их там, в лощине за разъездом!.. А они все прут. Женька видит, что пехота чернеет теперь далеко за танками — артобстрел положил ее на землю, не дает поднять головы. А танки идут. Задрав орудия, они уже карабкаются по склону насыпи. Да чего тут смотреть!